С того дня все мое детство окрашено страстью к балету и не вспоминается мне иначе, как в связи с ним. Балет возымел решительное влияние на всю мою жизнь, на то, как слагались впоследствии мои вкусы, пристрастия, интересы. В конечном счете через балет пришел я к искусству вообще и к поэзии в частности. Большой театр был моей духовной родиной. С благоговением и благодарностью вспоминаю его торжественное великолепие, его облачный и мифологический плафон, его пышную позолоту, алый бархат партера, пурпурный штоф занавесей в его ложах, величавую и строгую пустоту царской ложи, в таинственном мраке которой тускнеет зеркало; в большие дни зажигаются там золотые тяжелые канделябры. Мне до мелочей памятны полукруглые коридоры театра, отшлифованные ступени его каменных лестниц и совершенно особенный, неповторимый, немного приторный запах зрительного зала: он казался мне смесью шоколада, духов и сукна.
Вряд ли мир видел столь юного балетомана. Однако лет с четырех я стал именно балетоманом и благодаря этой ранней сознательности помню такие балетные времена, каких сверстники мои, разумеется, уж не помнят. Очень скоро, без посторонней помощи, силою лишь любви и внимания, научился я отличать друг от друга не только балеты, но и отдельных артистов и даже тонкости их восхитительного ремесла. Уже весьма пожилую, уже сходящую со сцены Гейтен23, признаюсь, помню смутно. Зато отчетливо видятся мне и милая Рославлева24 с мягкою задушевностью ее танца, и хрупкая Джури25, с ее игольчатыми движениями, и – вся быстрота и огонь – Федорова 2-я26, и чистый профиль Домашевой 2-й27 (той, что позднее перешла в драму), и первые успехи восходящей звезды – Гельцер28.
В годы раннего моего балетомантства обстановочная часть находилась в руках «машиниста и декоратора» Вальца29. Впоследствии к ней привлекли настоящих художников. С появлением Клодта30 и в особенности К. А. Коровина31 декорации и костюмы, разумеется, много выиграли в отношении художественном.