– Не бойся, Жаклин, теперь ты под нашей, а точнее, под моей защитой, – уверенно глядя мне в глаза, так же тихо ответил он. – Я понимаю твое положение и могу заверить, что никто из югороссов или русских солдат не причинит тебе зла. Это обещаю тебе я, полковник Бережной.
– Спасибо, месье полковник… – тихо произнесла я, сглотнув застрявший в горле комок. – Я никогда не забуду то, что вы для меня сделали. Но даже если мне и удастся выбраться в Европу, то там я буду никем и ничем, без денег, родни или мужа. Мне останется только стать падшей женщиной, чтобы хоть так зарабатывать себе на жизнь.
– Т-с-с, Жаклин, – он приложил свою широкую ладонь к моим губам, – не говори, пожалуйста, таких слов. Лучше расскажи мне, что ты умеешь делать?
– Я с самых малых лет помогала своему отцу, – потупив взгляд, ответила я, – поэтому хорошо умею ездить на лошади и стрелять из револьверов, могу читать и писать по-французски, знаю арифметику и могу вести бухгалтерские книги. Довольно хорошо говорю по-английски, по-арабски, и на фарси, немного по-итальянски и по-гречески.
– Однако, это немало… – задумчиво покачал головой полковник. – Не каждая девушка может похвастать таким набором умений, а ты уже собралась в падшие женщины. Скажи, ты не думала пойти учиться дальше и поступить в университет?
– Месье полковник, вы надо мной смеетесь? – горько усмехнулась я. – Чтобы учиться в Сорбонне, надо иметь очень много денег. К тому же туда неохотно принимают женщин. И вообще, учеба – скучнейшее занятие, которое совсем не по мне. Ну а потом, кто возьмет на службу девушку без опыта и рекомендаций, когда вокруг столько желающих молодых людей? Лучше уж сразу попытаться поступить в Сен-Сир…
– Не ершись, Жаклин, – прервал он меня, – не обязательно же ты должна учиться в Сорбонне? Есть немало и других университетов. Есть среди них и такой, в котором тебя научат тому, чему не учат нигде. Если я дам тебе свою рекомендацию, то и учеба для тебя окажется совершенно бесплатной…
– И что я должна для этого сделать? – Я презрительно сощурилась. – Я не стану ложиться с вами в постель за ваши милости, ясно вам?
– Ты меня с кем-то путаешь, Жаклин… – окаменев лицом, ответил он, чувствуя явную неловкость, – я не насилую женщин и не покупаю их расположения деньгами, услугами и побрякушками. Продажная любовь не становится менее продажной оттого, если расчет осуществляется не в денежной, а в натуральной форме. Я от всей души предложил тебе безвозмездную помощь, как принято у нас, русских, а ты подозреваешь меня черт знает в чем…
Тут мое лицо залила краска стыда. Жизнь повернулась ко мне еще одной своей стороной. Оказывается, у этих русских, которых в Европе считали немногим лучше диких зверей, практикуется такое истинно христианское отношение к своему ближнему.
– Простите меня, месье полковник… – растерянно пробормотала я, – я вас совершенно неправильно