Он проснулся, как просыпаются с похмелья. Под боком вибрировал телефон, и Белому пришлось долго ловить его непослушными пальцами – мышцы одеревенели, от каждого движения ребра пронизывала боль.
– Слушаю… – он наконец ответил на вызов, едва узнав в хрипе собственный голос.
– У меня планшет спятил! Фиксирует мощный магический всплеск! Что у вас происходит?
– Все… в порядке.
Белый сфокусировал взгляд, выхватывая из темноты стены с облупившейся под потолком краской, приоткрытую дверь, в которую сочился коридорный свет. В оконные рамы скреблись ветки клена. Луны не видно – уже хорошо.
– Хотелось бы надеяться! Друг мой, не заставляй меня разочаровываться снова! – голос Сергея Леонидовича казался усталым. – Почему я получаю совершенно дикие отчеты? Ты где вообще?
Храп соседа.
Запах медикаментов.
Шаги дежурной медсестры.
– В больнице, – ответил Белый и потрогал бок. Проникающее ранение поддиафрагмального пространства, кровотечение в плевральной полости и трещина в ребре. Хирургическое вмешательство было своевременным, хотя Белый сомневался, что необходимым. – Спонтанное пробуждение нежити, но смогли отбиться. Не хотел вас расстраивать, Сергей Леонидович.
– Не хотел, а расстроил. Ты обратился?
– Да, но приступ быстро купировали.
В трубке помолчали. Белый тоже молчал, ощупывал рану – повязку прихватила кровавая корка, хотя боль значительно притупилась. Скоро заживет, на Белом все заживало быстро.
– Ника не пострадала?
Это он об Астаховой, понял Белый, и ответил:
– Нет. Надеюсь, нет.
– Как она тебе?
– Стервозная баба. Я ей поперек горла, не любят легавые перевертней.
И сам же подумал: а кто их любит?
– Терпи, – тон Сергея Леонидовича из расстроенного быстро становился деловитым. – Как продвигается дело?
– Медленнее, чем хотелось бы. У нас еще один пострадавший. Пока живой, но в реанимации. Я тоже пробуду здесь… не знаю, как долго. Вытащите?
– Дурить не будешь? Скоро полнолуние.
Белый скрипнул зубами.
Охотничья луна. Он готов был