«Почти двадцать пять лет просидел ал-Муктадир на троне, всего лишь дважды на каких-нибудь один-два дня свергаемый восстаниями, но все время под сенью неусыпной опеки своей матери. Принужденный своим окружением, он против ее воли и своего желания предпринял свой единственный военный поход, где сам пал в суматохе сражения. Голова его была отсечена, и все одежды, в том числе плащ пророка, были сорваны с тела, так что какой-то солдат из сострадания бросил на него охапку травы, чтобы прикрыть наготу. Был он коренастым, скорее низкорослым, с кожей «цвета жемчуга», глаза у него были маленькие, но с большими зрачками; красивое лицо обрамляла роскошная рыжеватая борода. Все рассказы свидетельствуют о его великом добродушии. Когда везир как-то доложил ему, что он ежемесячно выплачивает по 300 динаров за мускус по статье бюджета «кухонные расходы», а халиф получает разве только самую малость в печенье (хушк нанадж), то халиф рассмеялся и запретил везиру вычеркивать эту статью расходов, говоря при этом: «Может быть, люди используют эти деньги на необходимые им издержки?» К тому же он был пьяница[107]».
На последнем замечании А. Меца, которое А. П. Ковалевский дополняет тем, что ал-Муктадира «редко можно было видеть в трезвом состоянии», и он «даже велел выбить медаль, на которой был изображен пьющим и играющим на струнном инструменте[108]», нужно остановиться чуть подробнее. По всей книге Адама Меца, да и не только в ней одной, встречаются упоминания о пьянстве в Халифате. Мы не станем отрицать, что подобные случаи в мусульманской империи бывали, так как мусульманское государство никогда не было государством святых, особенно с того момента, когда аскетическая демократия времен первых праведных халифов после смерти Али и воцарении Муавии I в 661 году сменилась в Халифате наследственной монархией.
Уже одно то, что верховная религиозная власть стала передаваться – вопреки требованиям праведности и верности духу ислама – попросту от отца к сыну, серьезно, хотя поначалу и не очень заметно, сместило акценты в сторону преимуществ мирского могущества. Последующие Омеййядские халифы уже не обладали ни прозорливостью, ни опытом, ни чувством справедливости, которыми обладал основатель династии Муавия I. Он все же был одним из первых мусульман, зарождающаяся вера которых не только освящалась, но и просвещалась присутствием самого Пророка.
Падение династии Омеййядов было в первую очередь религиозным падением, поскольку требование равной справедливости для всех слабело среди халифов и их сановников в той же мере, в какой слабели и упускались из виду все другие требования ислама.