– Ты эти камешки у себя на Тайване поштучно оцениваешь, а я по тонне. Так что давай, господин Хуан, торговаться не будем, это тоже последняя цена.
– Хорошо-хорошо, шеф. Мне по этому вопросу нужно созвониться с Тайбэем, обсудить с компаньонами. Условий немного. Ты даешь мне три дня, и в течение этих трех дней твоя компания, господин Сяо, не ведет ни с кем переговоров по этим камням.
– Не волнуйся, господин Хуан, я ведь тебя как друга почитаю, разве можно потерять доброе имя?
– Спасибо, господин Сяо. По экологически чистым продуктам можно составить проект договора. Обсудим его, выберем благоприятный день и подпишем.
Тайванец ушел. А я вызвал Хэ Жэньцзи. Мы уселись друг против друга и долго сидели так, не говоря ни слова. Мы ясно понимали: кризис в компании вот-вот закончится, цена, которую пришлось заплатить за переговоры, невелика. Ду Цзюаньхун всё подсчитала: шесть раундов переговоров управляющего Хэ с тайваньским коммерсантом проходили в ресторане «Цилисян», все шесть с банкетом, по калькуляции ресторана – на тысячу восемьдесят пять юаней, «ловушка с красавицей» в «Лаобинчэне» – четыре раза, услуги девочек эскорта – шесть раз, выпито три бутылки «маотай», две бутылки «реми мартэн», всего на одиннадцать тысяч двести юаней, и потратил на это управляющий Хэ в общей сложности два месяца.
Сидели мы так около получаса, и наконец я заговорил:
– Ты, Хэ Жэньцзи, сослужил хорошую службу, прими благодарность от старшего брата. – Когда я говорил эти слова, наверняка получилось очень трогательно.
– Ну что ты, шеф, это ты обо всем договорился, куда там Хэ Жэньцзи, столько хлопот тебе доставил.
Непонятно, что стряслось: и когда я говорю, и когда он – оба с какой-то внутренней церемонностью. Между нами никогда такого не было, с чего бы это сегодня?
– Между братьями таких речей не бывает, – сказал я. – Я знаю, твои дружеские чувства ко мне ценю. Про некоторые твои поступки мне известно, хоть они и не играют решающего значения, ты так поступать можешь. У меня очень хорошая память на факты, я сам тоже корыстолюбив, но тебе даже не препятствовал. – Он, видимо, не понимал, что имею в виду дело с Сяо Чжан.
– Шеф, моя жизнь принадлежит тебе, – с растроганным выражением на лице проговорил он. – Как гласит пословица, женщина – одежда, друг – руки и ноги. А ты, шеф, просто моя голова.
– А Сяо Чжан?
– Ушла.
На лице Хэ Жэньцзи было написано недоумение, он никак не ожидал, что на этой встрече я заговорю о Сяо Чжан. Поэтому ответил он довольно правдиво, прекрасно понимая: когда не знаешь, что сказать, лучше всего сказать правду, в этом случае сказать правду всегда лучше, чем сказать что-то другое. Я нередко предупреждал об этом своих компаньонов и работников.
– А дом?
– Продал, деньги ей отдал.
Недоумение на его лице сменилось изумлением: откуда мне известны такие подробности? Наверняка, это крутилось