Я о ту пору жила с одним кавалером. Пожила-пожила да поняла, что не мой он вовсе, а так, пришлый на время. Опшиблась, значит. В поисках принца не на того набрела… А Виктор знал о нем, конечно, но не знал, что мы расстались. Я сказала, что в армию его забрали, это чтобы не давать повода для свободы мысли. Я-то видела, как у Виктора взгляд изменился, услышав, что я одна сейчас, вот и пришла в голову идея об армии. Хорошо, что пришла. Врала про жизнь в армии, о которой он якобы пишет в письмах, как могла. Ну, так вот. Разговоры он вел без стеснения, самые подробности упоминал в них, «подсказывал», как оно лучше для молодого человека, как следует двигаться, как сжимать-разжимать и прочую непотребную белиберду. И все звал в деревню к себе, в баню. Я, бедная (сестра замуж вышла, жила отдельно), слушала это все и внутри себя очень страдала. Я уж и так и эдак пыталась пресечь подобные разговоры, перевести на другую тему, сослаться на занятость и пр. Я уж его и выпроваживала, мягко и ненавязчиво, указывала на поздний час, на усталость. Но его ничего не пробирало. Говорил и говорил. Вот тогда я очень поняла, как жить одной, никем незащищенной и ничем не огражденной. Где же ты, один-единственный, защитник и плечо сильное? Эх, как тяжек век для одинокой и честной девушки…
В связи с нашествием мышей, вспоминаю еще одну историю, но там мыши нас не выгоняли. Они нас совсем другому наставляли. Дело было так.
Это было после окончания моей учебы в университете. Поселились мы тогда с сестрой на съемной квартире, и жили там год, пока не нашли ту брежневскую, о которой говорила ранее. В той квартире проживали еще две девушки, тоже сестры.
Этаж первый, сырой. Не успели мы заехать, разместиться, как началось. Просто ужасть. Заходишь на кухню утром, включаешь свет. Из мусорного ведра (оно открытое стояло) выпрыгивают одна, другая, третья мышь. Стоишь, холодеешь. Ладно, хоть сразу за ведро убегали, там у них, видимо, ход был. Подходишь медленно к плите. Зажигаешь конфорку на газовой плите, чтобы чайник нагреть. А она еще старого образца, такие в брежневских домах ставили в 50—60-е годы. Мама, дорогая! Уже через минуту внутри плиты возникал шум. Он становился все сильнее, к нему добавлялся характерный писк, визг и… в следующий миг через другую, незажженную, конфорку на свет появлялись головы мышей. Одна за другой, толкая друг друга, они вылезали и, спрыгивая на пол, исчезали там же, за мусорным ведром.
Мне доставалось больше всего. Я вставала утром первой… Но это было еще не все. В этом пятиэтажном оштукатуренном доме обогревательные батареи находились внутри стен. Они пока еще стояли холодные. Ранняя осень была сырой, но теплой, и их не включали. И вдруг в одну из ночей, едва заснув, я проснулась от шума – внутри стен происходило что-то невероятное. Гулкий звук громко раздавался в полупустой комнате, где стоял один шкаф, стол и кровать. Сначала я не знала, что и подумать. Но кто мог так шуметь, буквально, скакать,