На нём над довольно-таки готическим нагромождением старинных построек парил двукрылый и сердито-безучастный дракон, совершенно безучастно взиравший на простирающуюся дальше большую и широкую долину, в конце которой виднелся окружённый яркими огнями большой современный город с новостройками и небоскрёбами, за которым легко угадывалось начинающееся море, с одной стороны уходящее в даль большой и широкой дугой залива, а с другой стороны берег укрывал довольно большой и высокий горный кряж, который ощетинившись большими обрывами и высокими зазубринами возвышался над побережьем. Над всем этим висело вечернее солнце, отблески которого мерно и безучастно поблескивали на блестящей бронзовым отсветом чешуе дракона.
Монриз, сделав ещё два последних штриха на полотне аккуратно поставил кисти в специально подготовленный раствор, в котором торчали и все остальные кисти, использовавшиеся при изображении картины, откинулся на спинку кресла и вздохнув посмотрел на стоящего рядом с ним Анри.
– Ну что-же, вроде-бы здесь всё уже сделано. И похоже, что это полотно вполне заслуживает того, что-бы встать вместе с другими картинами на предстоящей впереди выставке.
Анри, немного прищурившись, несколько завороженно смотрел на полотно, переливающееся в свете лампы и двух больших свеч многими различными переливающимися световыми оттенками и гаммами, и само изображение таило в себе какую-то загадочную глубину, лёгкость красок, какую-то непостижимую простоту и лёгкость смысла, который, вместе с тем был как-бы закован в какой-то заколдованный и непостижимый недоступный волшебный ореол. (Да, здесь необходимо пожалуй предупредить, что все картины Монриза обладали довольно известной магией, такой частицей волшебства, которая резко выделяла их из всех других картин, и резко запоминалась лёгкостью и неуловимостью красок и отблеском изображённых сюжетов).
Монриз, вытянув в верх руки и подмигнув Анри сказал: – На три дня эту картину я оставлю здесь, на этом мольберте, потом, когда все краски окрепнут, мы перенесём её в эту рамку, которую, если помнишь, ты приготовил ещё три месяца назад, а потом… Да, а потом мы повесим её в том углу, напротив окна, и когда… Да Анри, перестань-же ты морщиться!
Но Анри, переведя дух глубоким вздохом, и насилу отрывая взгляд от только что написанной картины, ещё раз глубоко