Коля не ответил, лишь печально оглянулся. Старая Сука выковыривала грязь между пальцами ног. Заметив его взгляд, она омерзительно улыбнулась. Вновь возникла уже впереди, стоящей.
– Смотри! Смотри! – показывала она на море. Её дряблые груди тряслись, а отвисшая задница хлюпала о ляжки. – Ты видишь это?
Коля всмотрелся в горизонт.
– Вон там, под той тёмной тучей, видишь?!
Несколько секунд он вглядывался вдаль и, наконец, почти невидимая и постоянно пропадавшая не то от игры света, не то закрываемая волнами, среди водной ряби обозначилась тёмная точка.
– Катер! – крикнула старуха. – Рыбаки!
Коля привстал, чтобы убедиться в правоте её слов. Это действительно был рыболовецкий катер. Артельный причал располагался недалеко – примерно в километре. Там, на ветхом складе, представлявшем собой сарай с множеством дыр и лазов, рыбаки сгружали свой улов. Находиться он там мог по несколько дней и от того, была ли на складе рыба, зависело пропитание нескольких бездомных, промышлявших на берегу воровством. Одним из них был Коля.
– Едут, едут, – пританцовывала Старая Сука. – Будет нам еда!
– Я добуду её без тебя, – огрызнулся Коля.
– Чёрта с два! Ты беспомощный, как кусок мяса. Я вообще не понимаю, как ты ещё жив. Даже твой любимый Костыль был приспособлен к жизни больше, чем ты.
– Я не любил его.
– Но ведь тебе было жалко его?
– Нисколько.
– Ты врёшь. Ты врёшь постоянно. Всё время, что я тебя знаю.
Тёмная точка увеличивалась. В ней уже отчётливо можно было распознать судно.
– Причалит через десять минут… – бормотала старуха. – Час будут разгружать… Стемнеет к тому времени.
– Ну и к лучшему.
– А ты не сдохнешь от голода?
– Нет, у меня есть.
– Что у тебя есть?
– Хлеб есть.
– Ах ты заботливый! – дрябло засмеялась она. – Кусочек хлеба припас на чёрный день.
Коля достал из пакета, валявшегося у ног, ломоть хлеба. Он был покрыт несколькими ошмётками колбасной кожуры с тонкими прослойками мяса. Вцепившись в хлеб зубами и откусив от него изрядную часть, он принялся сосредоточенно жевать. Старая Сука скалилась, глядя на него. Стоптанные ботинки, на которых остановился его взгляд, совершенно пришли в негодность. Подошва на одном из них держалась лишь на трёх точках клея, готовая в любую секунду отвалиться. Подошва второго была покрепче, зато из ботинка выглядывали пальцы. Мечта о новой обуви была единственной, кроме традиционных фантазий о еде, которая посещала его в последние недели. Остальная одежда, особенно брюки и рубашка, были ещё ничего, вполне крепкие и совсем без дыр. Плох был свитер, дыр на нём значилось предостаточно, но свитер