| Автор: | Д. П. Ивинский |
| Издательство: | Издательские решения |
| Серия: | |
| Жанр произведения: | История |
| Год издания: | 2015 |
| isbn: | 978-5-4474-2568-5 |
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Назовем здесь наиболее значимые опыты собирания материала по теме: Глаголева 1911; Берков 1936, 273—284; Модзалевский 2011, 158—165 и др.; Павлова 1962. См. также: Бабкин 1946; Ломоносов 1987. Из работ последнего времени: Usitalo 2002; Usitalo 2013; Мартынов 2011; Абрамзон 2011; Новик 2012.
2
Одним из первых и немногих, кто слегка проблематизировал адекватность формулы «певец Елисаветы», был А. П. Милюков: «Ломоносова называют певцом Елисаветы, и это не совсем несправедливо: в одах его видно глубокое благоговение к императрице, которую он воспевает, как богиню, покровительницу наук, как существо неземное, источник всего счастия и славы отечества. С глубоким благоговением обращается он к государыне <…>. / И, проникнутый чувством верноподданнического почтения к боготворимой монархине, он курит ей фимиам глубоко-преданного сердца» (Милюков 1858, 73—74). Мотив сердечности мог сочетаться с мотивом любви, понимаемой и как высшая форма благоговения и верноподданнического почтения, и вместе с тем как сердечная чувствительность, сочетающаяся с блаженством: «Можно бы и еще привесть различныя места <из произведений Ломоносова>, ознаменованныя сердечною чувствительностию; но оныя так часто показываются в творениях Ломоносова от того, что он блаженствовал, воспевая ту, которой душа была тише зефира; которая мертвым, то есть осужденным на смертную казнь, отдавала новое бытие; он блаженствовал, воспевая ту Царицу, при которой цвели постоянно и обширные поля России и сердца народов, покоившихся под сению благотворной ея державы» (Глинка, 9, 29). Наиболее оригинальная, но и весьма специфическая, обретающая смысл лишь в контексте розенкрейцерской «софиологии», трактовка отношений Ломоносова к имп. Елизавете принадлежит Б. М. Зубакину, который интерпретировал
Разумеется, не только славянофилам и панславистам был внятен этот специфический контекст бытования ломоносовской темы: в том же роде и еще более определенно, но со своих позиций высказывался Герцен, именно Ломоносова избравший в единомышленники по данному вопросу: «В XVIII столетии вельможи, богатыри, проходившие спальней Екатерины II, любили заводить себе, на заработную плату, малороссийские и великороссийские Версали и при них непременно „избранную библиотеку“, при которой содержался француз-библиотекарь, являвшийся на больших выходах безграмотного барина, для вящего благолепия. На том же основании зазвали в Петербург несколько иностранцев-ученых и бездомовников (Лейбниц, небось, не поехал!) для того, чтоб они те ученые вещи, которые бы писали в Геттингене или Тюбингене, писали бы на Васильевском острову. Каковы были эти колонисты науки, про то знает М. В. Ломоносов. Заведение это с тех пор так и осталось и, как все немецкие заведения, например Зимний дворец, не только не обрусело, но онемечило всех русских, случайно попадавших в храм Минервы —