– Иду, девка, улицей, а навстречу – Чубайс. Думала, он меня укатает. Глазища красные, губищи трясутся… Я на него ведром махнула, так он огород перескочил, и по грядам…
– Да ведь это не Чубайс был, – поправляет другой женский голос.
– А кто?
– Скажи, так и я скажу. Депутатом был, фамилья еще такая круглая…
– Бурбулис, что ли?
– Он, леший его неси…
– Так оба и были. И второй туда выскочил. Да как стали они, девка, сраженье разыгрывать, так картовь, не поверишь, до дороги летела!
– Нет, надо меры принимать с этими парламентерами! Ведь разорят! Либо пришибут.
…Того, кто устроил погром в хлеву у бабки Сани, и звали Бурбулисом. Это был главный баран в деревне.
С первого взгляда было видно, что этот баран не в щепках найден. Он был не простых, а чистопородных романовских кровей. Шерсть у него курчавилась и отливала голубизной, на груди пробивалась жесткая щетка черной бороды.
Он высоко носил свою голову, презирая на деревне, казалось, вся и всех. И только хозяйке своей бабке Сане иногда дозволял почесать себя за ухом.
Двор у бабки Сани тесный, ветхий, на подпорках. У Бурбулиса с овцами был отдельный кабинет, который бабка Саня вечерами запирает. Но Бурбулису нужна свобода шастать по всему двору и жрать не ограниченно комбикорма прямо из мешка, не считаясь с интересами других обитателей двора.
Придет утром бабка в хлев, а воротное бревно лежит вместе с запорами. Вышиб Бурбулис его чугунным лбом. Бабка Саня бревно поставит, гвоздями самобольшими закрепит – наутро бревно повержено. Тогда повбивала бабка Саня гвозди в стояк, в то место, которое баран бодает, так чтобы гвозди сантиметров на пять торчали. Наутро пришла – стояк лежит, а гвозди все подчистую в бревно вколочены, словно их забивали молотком, а запасам кормов нанесен такой урон, что бабка Саня вынуждена была крыть Бурбулиса самыми последними словами.
Но что Бурбулису бабкина хула? Тут требовались меры кардинальные. И решила бабка Саня, что выхода иного нет, как пустить Бурбулиса… на мясо.
И вот сидела она у окна, попивая чай и обдумывая, кому бы поручить это ответственное дело, как тут увидела свою супротивницу… Раиску с Того Угора, прозываемой Матросихой, которая была лет на десять моложе Саньки.
У них с бабкой Саней была давняя неприязнь, наверное, она шла еще тех времен, когда Санькин тятя прижимал Раискиного отца по линии колхоза. С годами неприязнь эта не исчезла, а как хорошее вино в бочке выстоялась и окрепла.
Это Раиска писала жалобы на гражданку Титову по поводу нетрудовых доходов, это она уличала ее в кормлении скота хлебом.
Раиска с Того Угора несла до дому на коромысле воду на чай, потому что вода в ихнем колодце была невкусной. Когда-то Раиска была первой красавицей на деревне. Вот и сейчас она несла воду, как на показ, раскачивая крутыми бедрами.
Бабка Саня