Он бросил кромсать когтями мой наряд, когда я осталась в полупрозрачном подъюбнике. Довольно усмехнувшись и облизав нижнюю губу, оборотень дёрнул кружевные трусики в сторону и коснулся чувствительных нижних губ. Я слабо застонала, не сдержавшись, а мужчина глухо зарычал мне в ухо:
– Така-а-ая с-со-о-очная и отзывчивая. – И, толкнув в меня горячие пальцы на всю длину, пошло и мерзко оскалился. – Хочу отыметь тебя, как грязную сучку. Будешь умолять не останавливаться. Просить ещ-щ-щё-о. – Вынув из меня влажные пальцы, ублюдок прижал их к своим губам и шумно вдохнул. С урчанием облизнул фаланги и, щедро смочив их слюной, вернул горячую ладонь мне между ног. Медленно и плавно просунул в меня пальцы, как поршни, заставив порочно выгнуться навстречу.
Я слабо задрожала, не в силах противиться обволакивающему теплу. Запротестовала, чувствуя, что пальцы толкнулись максимально глубоко, причиняя лёгкую распирающую боль. Они вытягивали из меня низменные желания, судороги бежали по мышцам, губы приоткрылись, выпуская стон за стоном. Я изо всех сил сдерживала накрывающую волну удовольствия, но понимала, что капитулирую под таким напором и сильной магией влечения. Понимала, что мой разум подавлен чужой волей, а тело отравлено дикой жаждой, но осознавать, что это происходит со мной, было очень сложно. Стыдно.
Вкладывая во взгляд самую яростную ненависть, что всё ещё оставалась во мне, порочно стонала в объятиях варвара, изгибалась и сотрясалась, подходя к краю бездны, из которой никогда не смогу выбраться.
Впервые за много лет, если не считать пятилетнего возраста и сбитой тогда коленки, я позволила слезам сорваться с глаз. Неосознанно. Я не плакала, даже когда сломала ключицу. Не плакала на людях, когда умер дедушка. А сейчас плавилась под натиском ловких рук, желала их, но ненавидела себя за это и бессмысленно роняла солёные капли. Будто они могли мне чем-то помочь.
Если б Айшур дал мне силы, я бы противостояла. Я бы справилась…
– Да-а-а, гадкая рептилия! Да! Ты будешь кричать подо мной и извиваться ужом, как последняя шалава. Стонать громко, пошло… О да-а, вот та-а-ак… – Ускорил толчки и, наклонившись к моим губам, продолжал говорить мерзости: – Весь замок содрогнётся от твоего сладкого голосочка. Паршивая чешуйчатая тварь!
Он вытащил пальцы, а я неосознанно потянулась следом, но тут же закусила губу до крови, стыдливо жмурясь и понимая, что не могу противиться этому огню. Это унизительно.
И приятно.
Лежала не дыша, прислушиваясь к шороху чужой одежды. Матрац прогнулся, а горячие губы коснулись кожи скул.
– Смотри на меня! – гаркнул оборотень, прижав меня тяжестью своего тела к кровати.
Я