Джеймс понимал, что нужно немедленно взять себя в руки. Уверенность прежде всего.
«Соберись, идиот, – начал он наставлять самому себе. – Какая тебе разница, прямой это эфир или запись».
– Да… – проговорил Джеймс, но ему показалось, что он ошибся – ответ был произнесен неуверенно. Чуть откашлявшись, он добавил более четким голосом: – То есть, не только проблемы брака. Я могу решить большинство проблем, с которыми сталкиваются люди.
– Хм… – пробубнил Брэндон, но его «хм» не было похоже на издевательскую ухмылку. Вместо этого прозвучало что-то вроде ответа «так», словно пометка галочкой в перечне уточнений. Однако у Джеймса ослабла способность профессионально мыслить и анализировать происходящее. После этого «хм» на него нашло раздражение и злость.
«Чертов старик», – выругался Джеймс и сглотнул комок слюны.
– Вы разработали свою методику один, или у вас есть коллеги, кто поддерживал и помогал вам?
– Один.
– Но я так понимаю, у вас есть кто-то в качестве рабочего персонала, кто помогает вам в ее осуществлении?
– Есть.
Брэндон Фейн еще немного пробежался глазами по листочкам, а потом поднял голову и взглянул на Джеймса – тот уже пришел в норму. Ведущий не заметил ничего такого, что было бы не выгодно приглашенному гостю.
– Что ж, подробнее расскажите уже в эфире.
Брэндон хлопнул Джеймса по плечу, и, улыбнувшись, ушел, скрывшись за возвышенным зрительским подиумом, где каждое место уже было занято. Когда он приблизился к зрительской аудитории, раздались выкрики его страстных поклонниц, на что тот махнул ладонью, расплывшись в счастливой улыбке.
Пока Джеймс стоял в центре зала и отвечал на уточняющие вопросы ведущего, в студии прибавилось народу: несколько экспертов заняли места в отведенных для них креслах, у всех камер стояли операторы, проверяя оборудование и четкость картинки, а вокруг самого Джеймса кружилось еще большее количество людей. Удивительно, как он не заметил такой перемены, но неожиданно нахлынувшее беспокойство словно отстранило его от реальности, от всех этих людей, вовлекая в пучину собственных переживаний.
– Пять минут, – вновь раздалось сверху из динамиков. Теперь Джеймс знал, что ему осталось пять минут до эфира, прямого эфира. Через пять минут он будет сидеть вон на том диване, а напротив его этот напыщенный старик. Он не столько боялся экспертов, которых стал уже рассматривать, пока те сидели и обдумывали предстоящую дискуссию, сколько именно прямого эфира. При записи он мог бы себе позволить промедление в ответах, мог бы найти время для обдумывания мыслей, прежде чем произнести их – потом монтажеры вырезали бы все лишнее, сделав из передачи