– Дорогой Вовчик, – в запале продолжал Василий Никанорович, – мое убеждение: армия и служба, жаль, что всего один год, начали складывать в аккуратную стопку твой опыт и память об этом на всю твою жизнь. Не проматюшил твой друг этот год, да и к тебе признание придет, обязательно придет, но по обстоятельствам, позже. Пока вижу одну петушиную браваду – девушка немного притупила твое мироощущение.
– Ты того, Василий Никанорович, девушку не тронь…
– Молчу-молчу. Жжет самолюбие? Оно у тебя глубинно кажущееся. Позволь лишь махонькую реплику? Случай твой банальнейший. Уверен, твоя и ее генетики совершили бы отвратное чудо в ваших детях. Всевышнего надо тебе благодарить за дарованную возможность, за лучший шанс с будущим. Говорю с тобой – не бесполезно трачу время, вижу как на рентгене: ты добрее на деле, чем в роли, которую пытаешься играть. Ты из тех многочисленных, кто негатив должен через себя отфильтровать. Надо бы таких, как я, поживших знатоков, послушать для ускорения процесса. Цацки и липовые заслуги на твоей форме я тебе прощаю. С капитаном 3-го ранга запаса дело имеешь. Для нее старался, хотел казаться ярче. Истинный свет и яркость во внешности – скромность. Правда, Матвей?
Сторонний наблюдатель обратил бы внимание на щеки противоположностей: у Маргариты Ивановны и у Матвея они горели разным содержанием. У нее – пожаром отряхающих рябин, у него – румянцем сброшенного со сковороды блина.
Недопитая бутылка с колбасной нарезкой на столике покачивались перед ними живым неуместным натюрмортом. Молчание сковало челюсти четверых, а по существу – двоих и еще двоих, таких противоречивых в проявлениях и таких одинаковых в человеческой сущности. Василий Никанорович смягчился.
– Ты меня слушаешь, не противоречишь – оно и подтверждает: не напрасный мой шаг. Нам осталось с полчаса езды. Пишу я, печатаюсь, назовете писателем, возгоржусь. Картина вашего будущего профессионально сложилась в моей голове. А реальная жизнь, она ведь выдает очень неожиданные кульбиты. Могу назвать свои предположения, но глупо сейчас выкладывать домыслы. Вот наш адрес – напишите через какое-то время, скажем, через лет десять, надеюсь до того времени дожить. Простите, азартен, как игрок, – хочу знать ваше продолжение, возможно, отличное от сложившегося в моей голове.
Маргарита Ивановна вгляделась в окно.
– На подходе мы, Вася.
Они засобирались. Матвей сместился к двери – Вовчик вжался локтями в столик, провожая глазами каждое их движение.
Щелкнула дверь купе:
– Ваша станция, господа хорошие. Стоим мало, выдвигаемся потихоньку, – пропела игриво проводница.
Вагон скрипнул тормозами – с лязгом откинулась площадка. Пара вышла. Вовчик маячил в окне растопыренной рукой, Матвей застыл в просвете двери тронувшегося поезда. Сжатым кулаком «но пасаран» он провожал сошедшую пару.
– Напишем, – крикнул он им вслед уже на ходу.
– Больше