– Вот именно. Причина должна быть. Несомненно, она имелась, но мне она неизвестна. Твоя мать узнала, каким образом был приобретен дом, только много лет спустя, уже после смерти твоего деда.
– То есть мама об этом знала? – Изумленный Оливер почти гротескно распахнул глаза.
– Она узнала об этом лет десять назад, когда ей пришлось разбираться в документах и устанавливать, какой недвижимостью владели твои бабушка с дедушкой. Это случилось, когда дедушка умер, а в живых оставалась только твоя бабушка, донья Урсула. У той уже начались проблемы с головой – Альцгеймер, кажется. Твою мать оформили в качестве ее опекуна, а я тогда как раз занимался всеми бумагами и вел это дело в суде. У бабушки случались моменты помрачения, когда она чего только не фантазировала, и это перемежалось с периодами, когда она была в ясном сознании. Но она все больше уходила в воспоминания о прошлом. Как-то раз во время встречи с твоей матерью она заявила, что та ей не родная дочь.
– Прости? Ты это о чем? Мою маму удочерили? Чтоб тебя, только этого не хватало. Но это разве не старческие бредни? – Оливер повысил голос и замотал головой, оглушенный информацией, от которого весь его мир вдруг перевернулся с ног на голову. Он почувствовал себя потерянным и очень одиноким.
Адвокат медлил, давая Оливеру прийти в себя. На парня в последние дни немало обрушилось.
– Оливер, я понимаю, что слишком много для одного раза. Если бы на вилле “Марина” не нашли это… тело, то не было бы нужды в документах и ты бы никогда ничего не узнал. Твоя мать не хотела, чтобы вы знали. Я даже не в курсе, говорила ли она что-то твоему отцу, когда вернулась в Лондон. Она не хотела забивать этим еще чью-то голову.
– Отец точно знает. Он всегда ездил с ней.
– Не всегда, Оливер. Твоя мать часто приезжала одна, проводила тут пару дней, а потом уезжала… наверняка ты и сам помнишь. Когда бабушка была при смерти, она нашла сиделку на полный день, ухаживать за ней на вилле “Марина”. В любом случае, Оливер, не так уж важно, знает об этом твой отец или нет. Видишь ли, узнав о прошлом, твоя мать продолжила жить как жила. Она была сильной женщиной. И, думаю, счастливой.
Оливер помолчал, потом спросил:
– Ладно. А как с этим связаны францисканки? Сан-Роман, если ты сейчас мне сообщишь, что моя мать – незаконнорожденная дочь какой-нибудь монахини, боюсь, я устрою тут погром.
Адвокат рассмеялся.
– Эта мебель такая же развалюха, как я сам, но, надеюсь, ты не собираешься колотить мой дубовый письменный стол, потому что тогда перелом тебе обеспечен. Оливер, успокойся. Насколько понимаю, никаких страшных тайн в удочерении твоей мамы нет. Ее забрали из монастыря, когда ей было два года.
– Два года? Черт, поверить не могу. А о ее родителях ничего не известно?
– Думаю, нет. А если твоей матери и удалось что-то выяснить, мне она о том не сообщила. Пойми, когда она родилась, в Испании царила нищета, продукты выдавали по карточкам. Детей тогда частенько подкидывали в монастыри.