поселив отголоски
печальной любви и тревоги
в моём сердце больном,
а из глаза скатилась слеза.
Небеса, потеряв
свою дочь, потемнели от гнева,
и ручьи потекли
от бушующей в небе грозы.
Я безмерно устал,
ожидая чего-то другого от неба.
Что имел – променял,
резко выбросив в речку часы.
Точный времени счёт,
ход минутам, наверно, нарушил
и, не зная, куда
мне идти налегке, босиком,
я тихонько назвал
это имя, что пела настойчиво в уши
злая мокрая осень
под сильным холодным дождём.
Быстрый бег не помог
пролетевшим годам и метелям,
что меня закрывали
по грудь, а порой с головой.
Только всё же пока
я любовь на удачу лелею
и свой крестик крестильный
держу в кулаке пред собой.
Мне поможет судьба.
Так написано где-то в скрижалях.
Я свой путь проложу
в заливные весною луга,
где счастливый пацан,
несмотря на занозы, что жалят,
искупавшись в ручье,
выходил на реки берега.
И средь моря цветов
полевых, что понравились очень,
собирал свой букет,
по траве пробегая босой,
юной девушке нёс,
не поняв, почему между прочим
улыбалась она…
Тот букет был с волшебной росой.
Из «Донецкой тетради»
Беда
Не описать то горе, что легло
На два народа жгучими слезами.
Безжалостное… души обожгло
Огнём, что разгорелся между нами.
Не потушить его слезами матерей,
Детей осиротевших, коих море,
Простым призывом: пожалей и не убей…
Нам не закрыть беду и горе вскоре.
Когда закончится – нужны будут года,
Чтоб позабыть, и то не навсегда…
Печально – не договорились…
Свершилось, дождались, свершилось —
Огнём, не росчерком пера,
Убрать, что долго так копилось,
Не завершённое вчера.
Печально – не договорились
Решить всё миром, без войны.
Собрались, всё-таки решились
Услышать стоны тишины —
Народа, русского по крови…
Не бросить гибнуть на корню…
Хватило б только силы воли,
Чтоб победить… Я не виню
Солдат да и людей простых.
Дай бог, чтоб гибло меньше их!
И чтобы вера и надежда
С любовью к нам пришли —
Как прежде…
Памяти А. Захарченко
В азарте боя жизнь и слава уже не значат ничего.
Мы умирали, побеждая, и точно знали, за кого!
Он шёл в атаку в полный рост,
Чтоб жизнь была и сын чтоб рос,
Чтобы коричневой заразе
Из обезумевшей толпы,
Скакав на площади в экстазе,
Самим себе побить