– Мам, я вот хотела спросить… – опять начала Таня.
– И не надоело тебе?
Мать шумно отхлебнула кипяток.
– Нет, ты скажи… – Таня замялась, боясь задать самый главный вопрос, который давно ее мучил. – Мам, а ты меня любишь?
Мать подняла на нее маслянистые глаза, скривила губы.
– Любовь только промеж бабы и мужика бывает.
– Неправда! – вспыхнула Таня. – Баба Софа меня любила.
– Ну и ладно, – внезапно согласилась мать. – Я тебя тоже люблю. Вроде с лица ничего и не дура…
И, внезапно нагнувшись, принялась шарить рукой по полу.
– Мам, а я на кого похожа? – спросила Таня и застыла в ожидании ответа, глядя в затылок матери. Ей очень хотелось услышать, что ее отец был красавцем и умницей и что она – вся в него.
Мать выпрямилась, удовлетворенно рассматривая мятую сигарету.
– Так и знала, что найду. У меня – чутье.
– Мам, я похожа на… – Таня замялась, словно подыскивая подходящее слово.
– На отца, хочешь сказать? – закончила мать.
– Ага, – подтвердила Таня.
– Черт его знает. – Мать скользнула взглядом по лицу дочери, чиркнула спичкой по коробку и, прикрывая слабый огонек ладонью, как будто боялась порыва ветра, прикурила. – Не в нашу ты породу, – сказала она в паузе между затяжками. – У нас у всех глаза карие, у тебя – зеленые какие-то.
– Малахитовые, – поправила ее Таня. – Так баба Софа говорила.
– Пусть. И волосы у тебя хорошие, хотя у меня в детстве тоже неплохие были, только цветом другие. – Она прищурила глаза, протянула руку и потрогала волосы дочери. – Ты что, красишься? Рыжий откудова?
– Не рыжий – медный. Нет, не крашусь, на солнце выгорели, – тряхнув головой, ответила Таня.
– А… – равнодушно протянула мать и сделала глубокую затяжку. – В общем, хоть и не старались, а получилась ты хоть куда. Вот и титьки наливаются. Месячные-то начались?
– Давно, – смущенно сказала Таня и заправила за ухо прядь волос.
Мать посмотрела на дочь осуждающе, словно та была виновата в том, что повзрослела слишком быстро.
– Ты того… К парням не лезь… – сказала она, поджав губы.
Кровь бросилась Тане в лицо.
– На фиг мне…
– Ладно, что не в меня. Я с четырнадцати без мужика не могла, – проворчала она и, бросив докуренную до фильтра сигарету в пепельницу, встала и с хрустом потянулась, демонстрируя волосатые подмышки. Таня вскочила со стула.
– Я в библиотеку, – сказала она.
– Сигареты купи, – прокричала закрытой двери мать.
Тане тогда было шестнадцать, и она действительно начала хорошеть. И хотя из приличной одежды у нее был только темно-синий джинсовый костюм, она не раз ловила на себе пристальные взгляды парней. Но ни влюбляться, ни тем более влюблять в