Кончаю письмо. На двор въезжают возы с мебелью вторых дачников. Надо будет выдать ключи от дома.
Будь здоров. Желаю всего хорошего.
Твой Глеб.
Любезный друг Ипполит Иванович, здравствуй!
Не дождавшись от тебя ответа, пишу тебе второе письмо. В этом втором письме спешу тебе рассказать о том переполохе, который я испытал на днях и который может повториться не один раз. Надо тебе сказать, что с Прасковьей Федоровной после того, как я предлагал тебе занять у ней место управляющего паркетной фабрикой, и ты от этого места отказался, я решился расстаться навсегда. Был у ней, пображничал и стал прощаться, сообщив, что еду к себе в деревню, в Пензенскую губернию, где у меня имение, и останусь там до осени или, может быть, навсегда. Разумеется, слезы, упреки, подарок на память кольца, правда, очень неважного, хотя и с бирюзой, и просьбы писать ей из деревни. Кой-как наконец вырвался от Прасковьи Федоровны и теперь считаюсь в отъезде из Петербурга. Видел как-то раз, недели полторы тому назад, эту барыньку на улице, у Знаменья, но, чтобы не встретиться с ней, забежал под ворота дома и скрылся на дворе. А на днях вдруг такой казус. Выхожу я перед обедом из комнаты на свой верхний балкон, с которого все видно в сад купца Рыбицына, и вдруг вижу, что в саду на скамейке сидит с женой Рыбицына – кто бы ты думал? – Прасковья Федоровна. Меня так и шарахнуло назад. Разумеется, я тотчас же скрылся в комнаты. Сейчас – за нашим дворником… Навожу справки, как такая-то попала и зачем (дворники здесь все знают), и оказывается, что Прасковья Федоровна – сестра нашего жильца Рыбицына, приехала к нему в гости еще вчера с вечера. А из сада Рыбицына в наш сад все видно. Ну, как увидит меня? Сейчас расспросы, отчего не уехал в Пензенскую губернию, ревность и все этакое… Со стороны Анны Ивановны явится тоже ревность, слезы, а пожалуй, и целый скандал. Оказался я между двух огней. А между тем обеденный стол, как назло, велел накрыть на балконе. Как на иголках, обедал я при спущенных драпировках, весь вечер никуда не выходил из комнаты. Анна Ивановна зовет меня гулять на улицу, а я боюсь из комнаты выйти, чтобы не встретиться с Прасковьей Федоровной. Сказал, что я болен, что у меня зубы болят, флюс начинается. Мне сейчас на щеку припарку. Делать нечего, сижу с припаркой. Наутро просыпаюсь, хочу ехать в город, но выглянул из окна – Прасковья Федоровна в саду сидит, и так сидит, что мне, чтобы выйти на улицу, непременно нужно мимо нее пройти. Жду час, пока уйдет в дом, жду два – нет, не уходит. А Анне Ивановне я сказал, что флюс у меня за ночь лопнул, что я еду в город, и она надавала мне кучу поручений. Я опять за зубную боль… Схватился за щеку и застонал. Опять наворотили мне на щеку подушечку с душистыми травами. Лежу я на диване и никуда не выхожу.
И можешь ты думать, промучила меня так Прасковья Федоровна три дня! Три дня гостила она у брата и только на четвертый уехала. На этот раз все обошлось благополучно и без скандала, но ведь она явится к своему брату в гости и вторично, несколько раз в лето приедет. Может приехать внезапно, когда я сижу в саду или за воротами.