– О, – снова улыбнулась она, – я тоже, как и вы, из разочарованных. И у меня тоже всё было, а на поверку оказалось, что ничего не было. Я была фотомоделью глянцевых журналов, хотя ничего в моей жизни до того к этому не располагало. Вообще-то у меня образование библиотекаря… – еще раз улыбнулась Аглая, собираясь с мыслями, а я обрадовался.
– Хорошо, что я не сказал, что я где-то вас видел, – вот чему я обрадовался.
– Вполне могло быть. Не уверена, что вы покупали такие журналы, но с обложки в какой-нибудь лавке, ларьке, супермаркете я могла на вас смотреть. Теперь это уже в прошлом. Мне казалось, что я там себя нашла, но я там себя потеряла. Одно из главных заблуждений в том, что кажется, что ты добился первого места на пьедестале, если ты обеспечиваешь самого себя и даже более того – что ты добился какой-то незыблемой ступени. Некой эфемерной независимости. Потому ты идешь на компромиссы с нравственным законом в себе, говоря честно – на сделки с совестью.
– Если сделка с совестью возможна, то совести уже нет, – задумчиво прокомментировал я.
– Да. Абсолютно верно. Нам только кажется, что наша душа большая и она всё вместит, и мы слишком поздно понимаем, сколько натащили туда хлама, превращая ее, по сути, в помойку.
– Хорошо сказано, – заметил я.
Аглая грустно замолчала. Конечно, хотелось услышать от нее какие-то подробности, но у меня хватило ума и такта не тянуть на себя эту нить разговора. Нить могла и оборваться, потому как из ее человека я мог легко превратиться в тех, кого она уже пустила в свою душу, чтобы теперь об этом жалеть.
Какое-то время, неуютное по ощущениям, мы просто пили кофе, смотрели вместе в окно. Там молодой человек в спортивном костюме играл со своим лабрадором на лужайке парка. Было ясно, что так привлекло нас обоих в этой доброй игре собаки и человека. Непосредственность. Они были такими, какими были, а не такими, какими старались бы казаться. Именно потому, что полагали, что на них никто не смотрит. Я высказал эту мысль Аглае, и она ей понравилась.
– Человек упрямо не хочет понять, что Бог всегда смотрит на него, и стараться выглядеть лучше, чем ты есть, перед людьми во вселенском смысле более чем глупо, – резюмировал я.
– Вот именно, – задумчиво согласилась Аглая, – а я полжизни отдала за то, чтобы выглядеть лучше.
– Вы выглядите великолепно! – не удержался я. – Просто фантастически женственно! Боттичелли плачет в углу и не решается подойти!
Аглая слегка махнула ладонью в мою сторону: мол, бросьте, слышала я это всё.
– Несомненно, что вам говорили подобное тысячи раз, – начал я оправдываться, – но за этим всегда стояла какая-либо цель, корысть, я же просто любуюсь вами. Помните, как у Пушкина: «чудное мгновенье». Чем бы оно ни кончилось, я буду его помнить и благодарить Бога за то, что я был участником этого мгновения.
– И такое я слышала, – как-то устало сказала она. – Мужчины,