Тогда я набрал воздуху и начал: «Я комсомолец, дачник из Москвы…» Обрисовал свой жизненный путь, отметил, что начал заниматься конным спортом, а в заключение сказал: «Прошу дать мне возможность ездить на молодых, еще не объезженных лошадях». Заведующая спросила: «Повторить все это еще раз сможете?» Услышав, что смогу, продолжила: «Сама я вам разрешить ничего не имею права. На то есть начальство. А вообще дело неплохое, молодняк стоит без дела. Пойдем к председателю, и ты ему все то же самое выскажешь».
Председатель сидел в правлении за письменным столом между стеной и печью. Плотно сбитый, маленького роста, с металлическими зубами, когда он говорил, то съеживал лоб, словно стараясь удержать в голове важную мысль. Бригадирша села на стул, стоявший рядом с председательским, и, указав на меня, сказала:
– Вот, послушай, – словно запустила патефонную пластинку.
Ещё раз обрисовал я свой жизненный путь, закончив просьбой: «Жить мне или умереть – в ваших руках». Председатель сморщил лоб и сказал: «Нет, лошадь я не дам. Не могу дать. Я сам старый кавалерист и знаю, что вдруг, если левый поворот, к примеру, задняя нога – чик! Ведь меня за это посадят, так? – задал он вопрос и сам же ответил. – Посадят». Затем наступило молчание. Вдруг председатель, словно его озарило, выпалил:
– Назначу объездчиком! – и продолжил: Дам в руки удостоверение, дам лошадь, седло и кнут, – при слове «кнут» он поднял руку над головой, – человека своего дам, и вы будете ездить, не быстро, не галопом, будете ездить рысцой и осматривать поля. Это нам нужно.
Объездчик – целые часы в седле, и я сказал: «О таком могу только мечтать».
– Я с вами согласен, – сказал председатель и вдруг, ощетинившись, выкрикнул: – Но если вы будете безобразничать (поднял над головой руку как бы с кнутом), я приму меры. Меры!
На следующий день рано утром я уже топал в колхоз, чтобы приступить к исполнению обязанностей конного сторожа объезжать колхозные угодья и следить, чтобы не было потравы. В колхозе я тут же отправился к председателю. Он встретил меня металлическим блеском зубов, то есть улыбкой. Поздоровался со мной за руку и говорит:
– Пойдемте в бой.
Отправились на конюшню. По дороге председатель окликнул какого-то парня.
– Иван!
К нам косолапо приблизился квадратный молодой мужик. Лицо скуластое, чуть косой, нельзя было понять, куда он смотрит и как смотрит, с какими намерениями, кирзовые сапоги гармошкой, богатырская грудь и огромные ладони на коротких могучих руках. Вид угрюмый и даже свирепый. Взглянешь и скажешь: «Ну и зверь!»
– Иван, – обратился к нему председатель, – надо с товарищем поле постеречь. Да и вообще, подымайся.
– Ладно, – отвечал Иван гулким басом с полной готовностью, будто ждал указания действовать.
У дверей конюшни нас встретил конюх с морщинистым лицом и такой же, словно у черепахи Тортиллы, морщинистой шеей. Он втягивал и вытягивал шею в самом деле как черепаха.