Жизнь, мана, опыт… стандартный набор. Значит, он в игре. Непонятно только, что это за игра и как он в ней очутился. И как из неё выйти, тоже не мешало бы узнать.
Инвентарь пуст. На карте зелёная точка размещалась в самом центре полностью тёмного пространства. Характеристики – все по единице. Нуб. Нубяра. Наверху светилось имя «Таргитай». Незнакомое. Но, видимо, его.
Раздел квестов он открыл последним. На удивление там оказалось активное задание. Первым и единственным пунктом значилось: «УБЕЙ АННУ».
Нарвался. Нарочно обходил двор с другой стороны, и всё равно нарвался. Свист я услышал даже через наушники.
– Эй, Дрон! Стопэ!!!
Вот они в полном составе: Кислый и его дружки. Впятером сидят на двух лавках, которые притащили от подъездов и поставили специально лицом к лицу. Ноги на сиденье, задницы на спинках. Тянут пиво из пластиковой баклашки. Та почти пустая. Ой, как скверно.
Бежать – тупо. Хотя при раскладе пять на одного – это самое правильное. Но не привык я бегать. Да и куда? Живу я тут. Не завтра встречусь, так послезавтра. Поэтому просто останавливаюсь и жду, пока подойдут.
Пацаны шустро спрыгивают с лавок и подтягиваются ко мне. Обступают со всех сторон.
– Здорова, Дрон! – Кислый пытается приобнять меня, обхватив локтем за шею, но я этот манёвр уже знаю и просто отхожу на шаг назад.
Ненавижу своё имя. Ненавижу за то, что его можно превратить и в Дрюху, и в Дрюню, и в Дрона. И Кислого ненавижу, хотя мы были когда-то одноклассниками. Я пошёл в десятый, а он в учагу, где и собрал вокруг себя окрестных дебилов-переростков. Их побаивались даже взрослые дяди, а местные алкаши именовали Кислого уважительно Виктором Сергеичем, и разве что не кланялись при встрече.
– Здорова, Вить, – игнорирую прозвище, и это вызывает у шпаны бурный восторг.
– Деньги есть?
– А ты ничего не перепутал? – охреневаю я. Знал, что разговор сводится к деньгам, но Кислый повёл себя чересчур прямолинейно, даже для себя.
Кулак сжимается сам собой. Двинуть сейчас по борзой роже пару раз, рассадить её в кровавые брызги. И насрать потом на отбитые рёбра. Белый день кругом, авось не запинают.
– Не кипишуй, мне твой батя должен! – торжествующе заявляет Кислый. – Неделю назад «до завтра» занимал. Скажи, братва!
Братва одобрительно гудит и кивает головами.
Самое херовое, что это вполне может быть правдой. Отец по пьяному делу у кого только не занимает. Мать уже замучили соседи, приходить за отцовскими долгами. Так что Кислый тут – в своём праве.
Как же хочется стереть с его лица эту мерзкую ухмылку. Сейчас надо только качнуться вперёд, доворачивая кулак, так чтобы срубить этого урода с одного удара. Я умею бить людей так, чтобы они потом не вставали – отец научил.
Я бил Кислого с младшей школы, он и тогда уже был мудаком, домахивался до всех, выискивая слабину. Какого же хрена я медлю сейчас?
Перед глазами встаёт лицо отца, сильного, непобедимого, катавшего меня в детстве на плечах, разбивавшего кирпичи ударом кулака. Отца за тюремной решёткой в зале суда. Вот так же, одним ударом сломавшего жизнь себе и нам, его семье.
Мои пальцы разжимаются.
– Сколько он должен? – выдавливаю из себя.
– Пятихатку, – лыбится Кислый. – Давай, гони деньги!
В кармане пальцами отсчитываю пять сотенных бумажек. Незачем светить остальное, а то и проценты появятся, и пеня, и счётчик. На Витькино «западло» мне наплевать. Мне не хочется, чтобы это быдло глумилось над отцом. Противно представлять, как тот будет стоять и терпеть оскорбления, а то и пинки и оплеухи. Ещё страшнее думать, что он может ответить.
Четыре года назад отец, инженер, передовик, бывший десантник, в ресторане на банкете по случаю годовой премии вступился за девушку. Вломил трём уродам, которые тащили её прямо из-за столика к себе в машину. Один из пострадавших оказался сыном областного министра. Девчонка забрала заявление и скоро купила новый опель. Отцу впаяли пять лет. На суде он оказался единственным виновным – пьяницей и дебоширом.
Вернулся он через два года, но другим человеком. Сломленным. С завода его попёрли. Все дни он вместе с другими алкашами крутился по дворам, ища денег на бухло. Домой приходил в грязи и струпьях. Мать и кричала, и плакала, и грозилась разводом. Жила она с ним только из жалости. Кажется, мы оба видели за плечами этого сгорбленного больного человека тень прежнего папы, сильного и доброго.
– На, держи, – я протянул мятые бумажки.
– От души, душевно, в душу! – загоготал Кислый.
Он попытался огреть меня по спине пятернёй, имитируя дружеское расположение, но я уже проскользнул мимо и быстрым шагом пошёл к дому.
У подъезда стоял джип – «Крузак», большая чёрная туша с тонированными стёклами. Интересно, к кому это приехали? У наших такого не водилось. Поднимаясь по лестнице, понял