Мама обещала вечером Глебу позвонить? Не верит, что Аделаида поднимала руку. И правильно делает, что не верит, потому что руку она действительно не поднимала. Она сидела на последней парте, тщетно стараясь спрятаться за спиной у Бекаури! Ей вообще хотелось раствориться, умереть, превратиться в пыль, только не выходить к доске! Позвонит и будет снова…
А вот тут-то Аделаида нутром, каким-то внутренним чувством понимала: страшный, ужасный Глеб её не выдаст! Он – такой большой и серьёзный – почему-то соврёт ради неё. Почему? Она ведь ему никто. Просто так, посредственная ученица, чтоб не сказать больше. А папа считает его своим «лючим» другом, значит, Глеб должен сам звонить и говорить, какая она «рассеянная», что «у неё математическая голова», что она «может, когда хочет», «что она просто лентяйка»… Он никогда не звонит. И по вторникам, кажется, старается из кабинета вообще не выходить. Папа часто искал его в учительской, но его там не было. Странный он какой-то, этот Глеб Панфилович… Странный, необъяснимый и совсем не такой, как все другие учителя. Даже иногда ей кажется, что он – Глеб Панфилович – как-то… как это сказать… ну, жалеет её, что ли… Это, конечно, очень некрасиво – людей жалеть. Надо всем и всегда в глаза говорить правду. Мама говорит, что жалость унижает человека, что жалеть можно сирот и больных, и то, если их не уважаешь.
В гости к своему «другу» – Аделаидиному папе он тоже так ни разу и не пришёл.
К Аделаиде каждый год продолжали приходить приглашённые гости на День рождения. Дни рожденья были целым событием! «Оно справлялось». Мама так и говорила:
– Возьми ручку, сядь и пиши, кто к тебе придёт!
Чего было писать – непонятно, ведь из года в год приходили одни и те же!
Когда они учились в младших классах, приходили гости, все садились за накрытый стол, ели, потом играли во дворе, или смотрели диафильмы на белой простыне. Читала текст всегда Ирочка Маяцкая, потому что считалось, что у неё «хорошая дикция», и она «говорит с выражением». Когда повзрослели – стали включать музыку и танцевать «быстрые» и «медленные» танцы именно, так, как рассказывала Олька про свою старшую сестру, только тогда не верилось, что так бывает… Мама в комнате для гостей находилась постоянно. Когда кушали – то салфетки приносила, то стаканы уносила. Слушала разговоры, вступала в них, исправляла «ошибки речи», высказывала своё мнение. Как только гости вставали потанцевать, мгновенно начинала убирать со стола. То есть, если кто встал, то сесть больше не мог. Мог, но есть уже было не с чего. Мама ловко уворачивалась от конечностей танцующих, останавливалась и говорила как бы в шутку:
– Э! Пропусти меня! А то наступишь – убьёшь!
И все останавливались, пропуская маму, убирающую посуду со стола. Но, кроме Аделаиды, никто не понимал, что мама чувствует сейчас себя жертвой и они, эти «оболтусы» должны ей быть благодарны за то,