занимал? И ещё был красавец! Когда он проходил по улице, на него все женщины оборачивались! Ещё такая красивая форма военная на нём была! Он работал в НКВД, а потом стал парторгом целого завода! Ты знаешь, что такое НКВД?! Это был такой партийный аппарат, который выявлял внутренних врагов Советской власти и наказывал их. А потом на него настоящие враги народа написали донос, его арестовали и расстреляли! Прямо ночью пришли и забрали! Поняла?! – Мама снова входила в раж. – А моя настоящая мать – стерва и шлюха! Бросила меня и сбежала куда-то. Смотри, смотри, – мама кинулась к шкафу, где в белой сумочке лежали документы, – на, на… – мама хватала все подряд, раскрывала и швыряла на кровать. – Вот смотри: моё свидетельство о рождении. Метрика! Смотри – в графе «мать» стоит прочерк! Ни имени её, ни фамилии, ничего нет! Потому что нет у меня матери и никогда не было! И имени ни знать, ни слышать не хочу! Потаскуха, стерва, дрянь такая! Бросила меня! Бедный мой папа женился, чтоб привести в дом женщину, которая бы ухаживала за мной! Я росла с мачехой, ни ласки, ни любви не видела! Как в поле травиночка! А ты на всём готовом! Чего только у тебя нет, что только я для тебя не делаю – разрываюсь на куски! Разбиваюсь в лепёшку. Ты же ничего не ценишь, как будто всё так и должно быть! Тебе на всё наплевать! Львиная доля моей болезни – на тебе! Ты – наглый, мерзкий потребитель. Всё тебе, тебе и тебе. А от тебя никакой отдачи! Никакой! Всё, что в тебя вложено, как в прорву, в бездонный колодец. Тебе всё мало. Я десять лет лечилась, чтоб тебя родить! Каждый день уколы, уколы, уколы! Я так устала! Чтоб ты сдохла, Аделаида, а! Как ты меня мучаешь! Вот если б ты росла, как я, с мачехой! – Мама плавно перетекла в привычное русло. Финал Аделаида почти не слышала. Слишком много одномоментно и без подготовки свалилось на её голову.
«Си-ро-та! Си-ро-та, – стучало в её мозгу, – бедная моя мамочка си-ро-та! И деда, оказывается, не папа. Значит – не родной деда. Но это значение не имеет, и совсем не потому, что его больше нет. Потому, что невозможно было бы любить его больше, если б он был даже сто раз маминым папой, а не просто папиным братом». Мама всё говорила что-то. То кричала, то понижала голос. Вдруг у Аделаиды в голове зашевелились какие-то воспоминания, словно она поняла что-то, что-то давно сказанное, и, казалось, совсем забытое. Она почувствовала, как в её коленках «заиграл нарзан». Именно такое ощущение у неё бывало, когда она случайно во дворе видела у кого-нибудь разбитую в кровь коленку. Она прямо сама почувствовала, как расширяются её глаза. Она читала, что человек, когда удивляется, его глаза расширяются и как бы становятся выпученными. Обычно в книгах гак и описывали удивление или испуг: «Он стоял с выпученными глазами». Но как это бывает на самом деле, и что при этом чувствуешь, Аделаида поняла только сейчас: Так вот о чём хотел сказать мне деда тогда на пляже, когда подарил книжку! Вот что он имел в виду, когда сказал «я не совсем твой»! Вот она – тайна и раскрылась… Совсем случайно и неожиданно. И очень
