Марк – ничего не сказал.
Он просто взглянул на меня своими огненными глазами – и всё. Да ещё взмахнул, незаметно, легко, своей лёгкой волшебной рукой, вот так: раз – и взлёт её, и только. И уехал к себе в Киев.
А через некоторое, весьма непродолжительное, насколько я помню, время, – он снова приехал в Москву. Позвонил, поприветствовал, сказал, что скоро придёт. И – пришёл.
Звонок в дверь. Открываю: Марк! Прямо с дороги. Устал, конечно, но держится, виду не подаёт.
На дворе конец ноября. Холодно, знобко. Иду ставить чай. Авось отогреется.
А он – ко мне в комнату. И рукой меня, за собой, – манит.
Иду за ним. Что за призыв? Может, что-нибудь ему надо?
Он достал из сумки и показал мне – издали – «Избранное» Тарковского. Большой, многостраничный, светлый том. Показал – но в руки пока что не дал.
Он удобно уселся за стол, нашарил в кармане ручку, перевернул обложку книги – и на этом вот обороте обложки своим крупным, очень чётким почерком, говорящим о том, что в школе у него уж точно была пятёрка по чистописанию, своим старательным, круглым, глазастым каким-то почерком, написал:
«Из лучших книг Вл. Дм. Алейникова.
1984 – 29 ноября».
И даже не стал указывать – от кого эта книга. И так ясно. Аккуратно обвёл свою надпись рамочкой. И – просто протянул книгу мне.
Я был – счастлив.
– Теперь она – у тебя! – только и сказал Марк.
Взлёт руки волшебной – и всё. Да ещё – глаза.
Да, теперь она – у меня.
Вот она, эта книга, – здесь, рядом.
Он дарил книги, дарил любовно изготовленные им самим на старой пишущей машинке, купленной вскладчину с друзьями, чтобы работать на ней по очереди, самиздатовские сборники.
Я и сейчас отчётливо помню, в какое восхищение привели меня когда-то, году в шестьдесят седьмом, «изданные» им на этой машинке сборники Марины Цветаевой.
Для самиздата это был высший класс.
Компактные, форматом в половинку листа писчей бумаги, с отчётливой, без всяких опечаток, машинописью, аккуратнейшим образом сброшюрованные книжки, где всё, каждая деталь совершенно всё, от оригинальной, эстетически выдержанной, для домашней полиграфии безупречной, лаконичной, простой обложки до тщательно обдуманного расположения текстов на страницах, от своеобразного, скромного оформления до плотненько и отчётливо перепечатанного содержания было продумано им, творцом, дизайнером этого издания, – и, главное, великолепно, профессионально исполнено, что лишний раз говорит, о том, что замыслы он привык воплощать в жизнь.
Цветаевой тогда зачитывался весь Киев. Кого ни встретишь из знакомых, приехав туда ненадолго, у всех на устах цветаевские строки. Психея!
Чуть раньше – киевляне зачитывались Гумилёвым. Все поголовно им бредили. Казалось, что по приднепровским кручам изысканный бродит жираф, а из-за угла, отчаянно