А мама с папой в тот момент
По берегу ходили,
И тут нежданно в эпицентр
Цунами угодили.
Бабулин был немалым вес,
Ещё и торопилась,
И с щукою наперевес
Она на них свалилась.
Ещё держалась за канат
И лодочку тащила.
Перевернулся агрегат,
И всех троих накрыло.
Ругаясь, выползли они
Наружу из-под лодки,
Бывают же такие дни,
Как боевые сводки.
При этом, щука, исхитрясь,
Бабуле отомстила,
Уже в отключке находясь,
За палец укусила.
Друг друга еле отскребли,
Перевязали рану,
И все втроём они пошли
На милую поляну.
Собрались складывать костер,
Искали прутья, спички,
Звонок же, на язык остёр,
Трезвонил по привычке.
Сестру немедля предложил
Он на костер отправить,
Чтобы немного лишний жир
Ей на боках расплавить.
Сестре ж по нраву не пришлось
Такое предложенье,
И бросив прутья вкривь и вкось,
Она без сожаления
Взяла мобильный телефон,
Назвав Звонка балбесом,
И одарив его пинком,
Пошла гулять по лесу.
И там она, бродя в тиши,
Зря время не теряла,
И в интернете магазин
Подробно изучала.
Смотрела множество обнов,
От счастья вся лучилась.
С корзиной, полною штанов,
К костру она явилась.
Подсчёты были не сложны,
Пыл мама притушила,
Но, так и быть, одни штаны
Дочурке разрешила.
Шашлык давно уж был готов.
Семейка в предвкушеньи,
Устав от праведных трудов,
Но в бодром настроеньи,
Расселась быстро по местам,
И началась пирушка.
И давши перерыв речам,
Молчал Звонок-болтушка.
Притихли все, и лишь мыча
Тихонько от восторга,
От удовольствия урча,
Семейка ела долго.
Всё в ход пошло: икра, балык,
И хлеб, и квас, и фрукты,
И упомянутый шашлык,
И пойманная щука.
Из банок сладкий ананас,
Селёдка и сосиски.
Все ели, как в последний раз,
Сметая всё по списку.
До наступленья темноты
Жевали и стонали.
И лишь ближайшие кусты,
Что было дальше, знают…
Когда и папа, и сестра,
И бабушка, и мама,
Вновь оказались у костра,
Видок был жалкий самый.
Последним вылез из кустов
Звонок, всех ненавидя.
К такому не был он готов,
Пикник иначе видел.
А пудель и не уходил,
Он у костра свалился.
Он раньше всех лишился сил,
Лежал, не шевелился.
Досталось даже хомяку,
Хотя сидел он в клетке,
Совали