Оксане хватает нескольких секунд, чтобы понять, что все очень плохо. Она оказывается возле нашего стола, даже не сняв кашемирового пальто на входе. Оксана правильная, поэтому маску она срывает со своего лица только у стола и зачем-то шепчет ярко накрашенными губами:
– Что случилось?
Отец недолго смотрит на свою невесту, но, кажется, даже не узнает ее. Взгляд у него дикий. Ошалевший.
Зеленый яд его глаз возвращается ко мне.
– Юля, – хрипит папа. – Кто он? Назови имя, чтобы я его уничтожил.
– Какие ужасные вещи ты говоришь! – Оксана оглядывается по сторонам и тянет моего отца вниз, сесть, но он вцепился в край стола и не сдвигается. – Платон? Юля, что ты ему сказала?..
Оксана ахает, замечая мой живот. Прикрывает рот ладонью.
Ну да. Его нельзя не заметить.
На УЗИ я очень боялась услышать, что там двойня, но плод оказался один. Просто я очень худая.
Как иначе, я же балерина.
Была.
– О боже… – шепчет Оксана. – Юля, девочка, когда это произошло, мы ведь все время виделись?.. Костя! – командует Оксана, глядя на появившегося в дверном проеме сына. – Костя, не раздевайся, мы уходим! Платон, идем. Не нужно разбираться с этим здесь.
Держась одной рукой за живот, я тоже смотрю на Костю. Он только вошел в ресторан. Над черной маской сверкают его серые глаза.
Мой Кай.
Прости, но я больше не могла скрывать правду.
– Кто это сделал, Юля? – ревет мой отец, отпихивая в сторону Оксану. – Скажи мне! Я должен знать, какому мудозвону оторвать яйца!
Отец сильно встряхивает меня за плечи. Сейчас ему плевать на сплетни, прессу и репутацию. Даже на меня в какой-то мере.
– Язык проглотила?! Говори! Кто он?!
– Тише, Платон! Ну что ты такое говоришь… – причитает Оксана. – Все будет хорошо. Мы справимся с этим вместе! Девочка обязательно обо всем расскажет, только позже. Позже!
Нет, я сделаю это сейчас. Сегодня, сидя в кресле перед Ксенией Михайловной в Москве, я поняла, что и так врала слишком долго.
Мой сводный брат по-прежнему стоит в проходе, держа дверь нараспашку, но никого в ресторане не волнует промозглая питерская сырость. За его плечом в свете фонарей искрят желтым вспышками капли дождя.
Кай внезапно срывает с себя маску, хотя не имеет права этого делать, стоя на пороге ресторана, но, в отличие от матери, плевать он хотел на правила.
«Давай. Скажи ему всю правду, – читается в его стальных глазах. – Раз начала, иди до конца».
Он готов к последствиям.
А я по ощущениям несусь к краю сцены, не замечая темного провала оркестровой ямы. В ушах гремит так и не исполненная партия, а ресторан перед глазами кружится, как карусель. Сердце колотится о ребра.
Каждая