– Напрасно ты не поел, – сказала она, отхлебывая чай; Майклу она чаю не предложила, поскольку знала, что до того, как он отслужит мессу, есть и пить мальчик не будет.
– Мне еще причащаться, мам.
– Отслужи и бегом домой. Будет яичница с ветчиной.
Обычно по утрам перед мессой ему очень хотелось и есть, и пить, но возбуждение, испытываемое им из-за бури, взяло верх. Он вытащил драповое пальтишко из шкафчика у двери.
– Шапку-то надень, – сказала она.
– Мам, ну есть же капюшон, в нем тепло, правда. Не волнуйся.
Она сняла с сушилки накрахмаленный стихарь, завернула его в оберточную бумагу и заклеила скотчем. Майкл открыл дверь на лестницу, и мать поцеловала его в щеку. Пройдя половину лестничного пролета, он оглянулся – она смотрела ему вслед, сложив руки, со стены за спиной улыбался ее муж, а рядом с ним висел мертвый президент Соединенных Штатов.
Жаль, что она так печалится, подумал он.
И понесся, прыгая через три ступеньки, по лестнице – на улицу, навстречу буре.
2
Когда мальчик шагнул из подъезда в то, что Джек Лондон называл «белым безмолвием», он почувствовал резь в глазах. В первые секунды после того, как он очутился на улице, снег показался ему даже не белым; здесь, в центре вихря, все вокруг было серым, словно в толще ледяного кристалла. Или в мертвых глазах слепого Пью из «Острова сокровищ». Майкл заморгал – его веки дергались сами собой, а от холода глаза наполнились слезами. Он потер глаза, чтобы сосредоточиться, холодные слезы растеклись по щекам. Он все тер и тер – и наконец прозрел. И единственное, что он увидел, был снег, яростно гонимый ветром.
Он сунул руки в карманы пальто. Перчаток там не оказалось. Черт. Он вспомнил, что оставил их сушиться у керосинового обогревателя в гостиной. Вязаные шерстяные перчатки, правая – с дыркой на указательном пальце. Подумал: поднимусь и возьму. Нет. Это отнимет время. И я опоздаю. Мне нельзя опаздывать. Жаль, что у меня нет часов. Буду держать руки в карманах. Если замерзнут, буду считать, что принес их в жертву.
И он пустился в путь, держа под мышкой обернутый в бумагу стихарь и засунув руки в карманы пальто. В своем квартале на Эллисон-авеню, среди трехэтажных домов, он был хоть как-то защищен от ветра, и мальчик неуклюже пробирался по образовавшимся у стен сугробам, жалея, что у него нет валенок. Пока он прищуривал глаза, чтобы лучше видеть, в голову пришла