– Не совсем. Это отступные, чтоб я больше вас здесь не видел, – так же лапидарно ответил администратор и добавил, – а кино можете посмотреть…
В кино мы не пошли, а на выходе из «Художественного» Веня поинтересовался у Кабана: «И что мы будем с этим делать?». Он имел в виду деньги.
– А это мы завтра, как положено настоящим лабухам3, пропьём! – безапелляционно заявил Кабан. – Приглашаю всех после четвертой склянки в Кишку4!
Назавтра, в соответствии с планом Кабана, после полудня, наши друзья отправились в Кишку. Перед этим они, как водится, посетили некий заветный полуподвал, сакральное для многих поколений студентов место.
– У каждого ада должно быть преддверие… – говаривал про это место Вениамин. Тусклый белый кафель с грязными потёками окружил нашу неразлучную компанию. Вдоль стен в таинственном полумраке громоздились штабели винных ящиков. Ящики были покрыты многолетней темно-коричневой осклизлой патиной и издавали кислый запах винной бочки. Где-то капала вода. Многоярусный алтарь этого храма алкоголя демонстрировал последние достижения винно-водочной промышленности Советского Союза. Достижения эти были неважнецкими ни на вид, ни на вкус, и друзья знали это не понаслышке.
– Господа! Из напитков только «Зося5» и портфель6! – пафосно произнёс Кабан. Стоявшее у алтаря и опиравшееся на обшарпанную кассу существо неопределённого пола и возраста в замусоленном сером халате мрачно хрюкнуло. «Портфель» марки «Акдам» или «овощной коньяк» по классификации Кабана вызвал гримасу отвращения на лицах его друзей и большинством в два голоса был отвергнут. Веня хотел приобрести шампанского персонально для Семёновны, но та заявила, что поглощать этот благородный напиток в пивной противоестественно. Тогда она ещё не знала, что в этой пивной всё противоестественно.
Затарившись «Зосей», друзья направились в Кишку. Расположено было это заведение тоже в полуподвале, во дворе Елоховской церкви и служило для отправления самых низменных желаний представителей алкогольной субкультуры советского общества. Это была пивная самого что ни на есть низкого пошиба. Пристанище алкашей и падших женщин.
Табачный дым слоями стоял в воздухе. Лучи дневного солнца, проникавшие в полуподвал сквозь грязные стекла окон, застревали во всклокоченных волосах жриц платной любви и серебрились на многодневной щетине алкашей. Голубая пена от очистителя окон, которой завсегдатаи этого жутковатого места сдабривали кислое пиво, с тихим шипением пузырилась на немытых столах.
– Что это такое? – Семёновна показала на пену и посмотрела на Кабана расширенными от ужаса глазами.
– Это, душа моя, последняя стадия деградации, – зловещим голосом отвечал ей Кабан, задумчиво рассматривая жриц любви, – наша «Зося» по сравнению с этим – амброзия олимпийских богов. Мы в одном шаге от преисподней…
Как ни странно, но в этой обстановке, напоминавшей более картины Босха, чем место возлияний Бахусу, «Зося» пошла хорошо.
И вот там и тогда, под пьяные выкрики упившихся алкашей,