Стоило получше рассмотреть картины, она тут же позабыла обо всем. Нарисованные Сэмвелем портреты поражали своим мастерством. Изображенные на них женщины, девушки и девочки, мальчики, юноши и мужчины казались живыми, настоящими. Ки все ждала, когда они задышат и задвигаются. Печальные и искрящиеся весельем взгляды, лица бледные и тронутые румянцем, черты резкие или аристократические… всех этих людей объединяло одно – фантастическая достоверность. Находясь под властью магии этих картин, она коснулась руки седовласого незнакомца, чем-то напоминающего ей отца. Наваждение рассеялось, когда под подушечками пальцев Ки ощутила грубый холст вместо теплой кожи.
– Потрясающе, – прошептала она.
Сэмвель улыбнулся, польщенный. В тот же миг картина застонала: «Помогите».
Ки отпрянула, отдернула руку. Художник ничего не заметил – уже отвернулся, чтобы подготовить рабочее место. Пока он ставил на тумбочку у мольберта краски и кисти, Ки снова взглянула на картины.
Она привыкла к тому, что голоса в ее голове никогда не умолкают. Привыкла, что тишины для нее не существует – мир затихает, только когда она спит. Не существует и одиночества – духи всегда находятся рядом с ней. За несколько лет (первый голос заговорил в ее голове, когда ей исполнилось семь) Ки научилась не замечать голоса, пусть это и не всегда получалось. Ведь каждый город, каждое здание, каждый дом были вместилищем не только людей, но и огромного количества духов.
Войдя в дом Сэмвеля, она их слышала тоже. К словам не прислушивалась – чаще всего, это была обычная болтовня заскучавших бессмертных созданий.
Но только не сейчас. Это тихое, полное отчаяния и тоски «Помогите»… И исходило оно уже не только от картины с седоволосым незнакомцем. Остальные картины молили тоже – на разные голоса, но с тем же ужасом в каждом.
Духи вещей никогда не просили Ки о помощи – ну разве что ворчливо бормотали себе под нос, как неучтиво люди с ними обращаются. Как та ручка, которую она спасла от зубов Филина. Говорили ли они с ней сейчас или просто кричали в пустоту?
«Помогите!» «Прошу, помогите…» Голоса тихие, охрипшие, слабые. Потерявшие надежду. Первой мыслью Ки было: «Бежать». Второй: «Надо спасти их». Но от чего спасать?
Перебарывая страх, иссушивший горло, она огляделась. Мольберт молчал. Враждебное, настороженное молчание. Все остальные вещи в доме вели себя, как им и положено. Кисти возбужденно перешептывались, готовясь примерить на себя наряд из красок, а вот тумбочка, напротив, горестно вздыхала – кому же, кроме кистей, которые для того и созданы, понравится быть заляпанным?
Сэмвель указал Ки на скамью, укрытую шкурой какого-то пятнистого животного. Она сделала несколько робких шагов и села, нервно поправляя воротничок платья. Повернула часы мистера Морэ, чтобы на видимой части запястья осталась только цепочка. Поняла,