Чуть не поперхнувшись не дожеванным до конца куском закуски, с выпученным в недоумении и безумстве взглядом Валерий несколько раз глубоко и натужно выдохнул, после чего нервно прокашлялся, и только когда более-менее наконец почувствовал вернувшееся обратно мысленное облегчение, с обозлённым оскалом опять прошипел:
– Да ты, провинциал, не в себе! С ума сошёл?! Ох-ох-ох! Да вы все только посмотрите на него?! Ты что же, возжелал, значит, стать героем империи? Бесстрашным и храбрым воителем Рима? Ха-ха! Чепуха, вздор, ребячество. Ты и правда думаешь, Владиус, что на вой не будет тебя ожидать сплошь романтический изыск, подкрепляемый красотою величественных, блестящих на солнце доспехов?! А умереть, скажем, ещё никому не известным лишь молодым рекрутом-легионером ради Рима ты не боишься?!
– Нет, Валерий! Не боюсь! Если и суждено мне будет пасть в первом же бою, то пусть так и будет. Я, искренне не ведая страха, отдам свою жизнь во славу Цезаря и Рима. Отдам так же, как свои жизни отдавали во многих кровопролитных битвах верные сыны республики и империи до меня, и я искреннее верю и надеюсь, ещё будут отдавать и после.
– Да ты точно не в себе. Слава богам, что я в корне не разделяю твою философию. Вы, провинциалы, конечно, очень странные люди. Мало того что у вас поголовно отсутствует какой-либо изысканный вкус, так вы ещё и жизней своих не цените. Тьфу. Я всегда говорил отцу, что между провинциалом и диким варваром можно без труда не ставить какого-либо знака различия. Ну, вот я теперь ещё раз в этом убедился.
– Да, Валерий. Ты кое в чём даже оказываешься прав. У провинциалов, может, и нет особенной тяги и любви к изыску и красоте, в отличие от столичных патрициев. По пышности проведения званых вечеров с вами мало кто может сравниться. Но ты когда-нибудь думал о том, благодаря кому эти бесчисленные сытые вечера, наполненные безмерной массой рабов, в уйме столичных вилл проходят, не видя своего конца? А? Ну, конечно же, не думал. Да и зачем думать сытому, не обременённому нуждой человеку о каких-то далёких легионерах и центурионах, стойко защищающих на огромной границе, тянущейся от Британии до Египта, принципы римского мира, к коим твоя сущность намертво привыкла, Валерий. Так привыкла, что, может, и сама того не заметила, как пропиталась насквозь несмываемой вехой трусости и страха.
– Что? Что ты сейчас сказал, отвратный провинциал? Да я!.. Ты знаешь, кто я, ты, никчёмная британская деревенщина? Да как ты вообще посмел?!
– Тише, Валерий! Успокойся! Конечно, я знаю. Ты пока что в сущей жизни, собственно, никто! Ха-ха! А здесь всё это богатство и роскошь твоего отца. Но я уверен, что в будущем ты хочешь жить так же, как и твой знатный родитель. Занимать видную должность в сенате, проводить знатные вечера – таково твоё естество! И, поверь, его не так уж и сложно разглядеть.
– Довольно! Я не желаю больше о чём-либо разговаривать и спорить с тобой, мерзкий провинциал. Ведёшь себя словно