Корнуоллис сам открыл дверь. Не столь высокий, как Питт, бывший моряк был гибок, худощав и двигался легко, несмотря на возраст. Необходимые на море физическая сила и ловкость до сих пор оставались частью его натуры – как и краткость речи, расчет на повиновение и некая простота мысли, заученная человеком, давно привыкшим к не знающим пощады стихиям, однако не имеющим представления об изобретательности политиков и двуличии светских манер. Джон познавал их, но во многом полагался на Томаса. Теперь же Корнуоллис был явно недоволен: на лице его, между длинным носом и широким ртом, пролегли выдающие сомнение морщины.
– Входите, Питт. – Он отступил в сторону, придерживая дверь. – Простите, что беспокою вас так скоро, однако в Брансвик-гарденс складывается очень неприятная ситуация. Во всяком случае, похоже на то.
Нахмурившись, помощник комиссара затворил дверь и вернулся к своему столу. Кабинет выглядел весьма приятно – в противоположность тому, каким он был во времена правления предшественника Джона. Теперь в нем были расставлены мореходные приборы, на дальней стене располагалась морская карта Английского канала, a с необходимыми книгами по юриспруденции и полицейской процедуре соседствовали поэтическая антология, один из романов Джейн Остин и Библия.
Подождав, пока Корнуоллис усядется, суперинтендант последовал его примеру. Пальто Томаса нескладно висело на нем: его карманы были полны разных вещей. Повышение в чине не сделало Питта более опрятным.
– Да, сэр? – вопросительно посмотрел он на своего начальника.
Корнуоллис откинулся назад, и блик света блеснул на его макушке. Он полностью утратил свою шевелюру, и лысина сделалась его характерной чертой. Представить этого человека другим было попросту невозможно. Он никогда не позволял себе проявлять волнение, но когда бывал в высшей степени озабочен, складывал ладони домиком и оставлял их в таком положении. Так он поступил и на сей раз.
– Молодая женщина встретила насильственную смерть в доме в высшей степени уважаемого священника, широко известного своими учеными публикациями и вероятного претендента на епископский сан: викария храма Святого Михаила, преподобного Рэмси Парментера. – Глубоко вздохнув, Джон посмотрел Питту в глаза. – Послали за доктором, живущим по соседству, и он, осмотрев тело, позвонил в полицию. Ее сотрудники явились на место без промедления и, в свой черед, позвонили мне.
Томас не стал перебивать шефа.
– Похоже, что там произошло убийство, и в нем может быть замешан сам Парментер.
Корнуоллис не добавил никакого комментария, выражавшего его собственные чувства, но в его чуть поджатых губах и полных боли глазах явно читались опасения. Он видел в лидерстве, как духовном, так и политическом, долг, договор, который не мог быть расторгнут без ужасных последствий. До сих пор вся его взрослая жизнь проходила на море, где слово капитана обладает абсолютным весом. Тонет или плывет корабль – сие зависит от капитанского мастерства и суждения. Он должен быть прав, ибо приказам его повинуются. Не выполнить их – значит затеять наказуемый смертью мятеж. Джон сам учился повиноваться и постепенно взошел к одинокому посту на вершине карьерной башни, прекрасно понимая обязанности и права, которыми наделяет его носителя высший сан.
– Понятно, – неторопливо проговорил Питт. – И кем же она была… эта молодая женщина?
– Мисс Юнити Беллвуд, – ответил Корнуоллис. – Специалист по древним языкам. Она помогала преподобному Парментеру в работе над его новой книгой.
– А что заставляет доктора и местную полицию подозревать убийство? – поинтересовался Томас.
Его начальник скривился, чуть растянув узкие губы:
– Свидетели утверждают, что мисс Беллвуд громко крикнула: «Нет-нет, преподобный отец!» перед самым падением, и спустя мгновение миссис Вита Парментер, выбежав из гостиной, обнаружила свою гостью лежащей у подножия лестницы. Оказавшись возле упавшей, она увидела, что та уже мертва. Очевидно, сломала шею при падении.
– А кто слышал этот крик?
– Несколько человек, – безрадостным тоном ответил Корнуоллис. – Боюсь, что оснований для сомнения нет. Жаль, что меня не могло быть при этом… Чрезвычайно неприятная ситуация! Казалось бы, домашняя трагедия, однако благодаря общественному положению Парментера она способна превратиться в солидный скандал, если не разобраться в этом деле с достаточной быстротой – и тактом.
– Благодарю вас, – сухо промолвил суперинтендант. – И местная полиция никоим образом не желает заниматься этим делом?
Вопрос этот был чисто риторическим, заданным без всякой надежды. Конечно же, местное отделение не желало этого. И по всей вероятности, его сотрудникам не позволили бы этого, даже прояви они такое желание. В деле могли вскрыться весьма неловкие обстоятельства для всех имеющих отношение