Влад терпеть не мог, когда слова про новый и дивный мир произносят с фигой в кармане, намекая на то, что грядет тотальная цифровая слежка и узурпация личной свободы. Литераторам, как и прочим гуманитариям, Влад снисходительно позволял от небольшого ума молоть подобную чепуху. Сам же твердо верил в прогресс, создающий основу счастья. Не гарантирующий, но именно создающий основу. И сердцевиной прогресса, его движущей силой он искренне считал компьютерные науки. В том новом и дивном мире, в который Влад верил искренне и истово, деление мира на страны если и останется, то только как родимое пятно былых времен.
И все же вопреки собственным принципам он иногда с тоской оглядывал аудиторию. Прекрасные молодые лица всех мастей и коленкоров. Умные и отважные, приехавшие сюда со всего света. Но так хотелось увидеть среди них что-то родное, русское. Каждый год начиная читать свой курс, Влад разглядывал аудиторию в поисках лица с есенинской улыбкой, за которой угадывается непостижимое сочетание бесстыдства и совестливости. Русских среди студентов почти не было, а те, что встречались, представляли богатейшие семьи России. Богатство, как известно, не порок, но и не гарантия высокого интеллекта. Эта русская тема отзывалась во Владе какой-то нутряной, тянущей болью.
«У студентов нет национальности», – говорил он себе. «А ты уверен?» – отвечал кто-то въедливый изнутри. Влад давал гневную отповедь этому внутреннему оппоненту. Но тот не сдавался. Этот поединок надорвал профессора.
И тогда Влад поехал в Дубай, чтобы собственными силами затащить в аудиторию идиота, который не понимает: Гарвард – лучшее, что придумало человечество для умных молодых людей. А если у него будет не есенинская улыбка, а рубленая фигура Маяковского, так и ладно. Пусть даже это будет очкарик с глубоко въевшейся чеховской интеллигентностью или с мечтательностью Грина. Пусть так. Лишь бы в аудитории сидел свой человек, проклятое родимое пятно его прошлой жизни. Со стыдом Влад понял, что хочет осчастливить не все человечество, а отдельного русского парня. Идиота, не мыслящего дальше МГУ. А дальше много чего есть.
Влад чувствовал себя сталкером, который разведал вход в Зону с ее безграничными возможностями для познания. И теперь он хотел быть проводником, вести за собой. Чтобы тот, другой, прошел этот путь быстрее и легче, чем он сам. И, если повезет, прошел бы дальше него.
Нереализованный родительский инстинкт и вполне себе реализованное профессиональное честолюбие сплавились в один мощный импульс, вытолкнувший Влада из университетских аудиторий в пекло Эмиратов, на турнир студенческих команд.
Глава 10. Остаться на светлой стороне
Гоша не всегда был добрым к тем, чьи программы