Мэй снова постучала, и где-то в глубине лавки загромыхало. Сквозь дверное окошко она увидела спешащего к ней Таллона. Когда он отворил дверь, Мэй чуть не ахнула. Его черные волосы неопрятно свисали на лоб, рубашка наполовину выбилась из-под брюк, и выглядел он таким усталым, словно неделю не спал. Мать с ума бы сошла, если бы увидела своего брата в таком состоянии. Безупречность была ее основным жизненным принципом, и она требовала ее от всех членов семьи – и от дальней кузины, и от пятиюродного брата.
– Я совсем не ожидал тебя увидеть, – сказал Таллон вместо приветствия.
Мэй уже давненько не навещала его, и ее начали донимать угрызения совести.
– Извини, что я без предупреждения.
– Ничего страшного, – ответил он с улыбкой, от которой в уголках рта образовались ямочки. Они были глубже, чем раньше, и Мэй показалось, что в его глазах промелькнула легкая грусть.
Он жестом пригласил ее войти и, как только Мэй протиснулась мимо него, снова запер дверь.
Внутри антикварной лавки царил привычный беспорядок. Дядя провел Мэй мимо нескольких географических карт, античных статуй и полок, заставленных графинами, кувшинами и всякой другой посудой. Рядом с подзорными трубами на стенах висело бесчисленное множество странного оружия. Посреди комнаты высилась огромная каменная голова. Вообще, чего в лавке Таллона только не было: и ложки с дыркой посредине, и металлические головные уборы, и дощечки с вырезанными на них загадочными знаками.
– Ты раздобыл новые маски? – с любопытством спросила она, оглядываясь по сторонам.
Иногда ныряльщики находили филигранные маски из древних времен. В большинстве случаев они изображали животных, которых в Элидоре уже давно не существовало, и Мэй знала их лишь по картинкам из книг. В парящем городе было мало места, поэтому многие виды животных вымерли. Оставшихся, таких как енотов, зайцев или сурикатов, в основном держали в качестве домашних питомцев.
– Всего пару недель назад, – ответил он, указывая на стену позади каменной головы, у которой вместо рта и носа оказался утиный клюв.
Мэй прошла мимо головы и полюбовалась изображением слона, уши которого были отделаны розовыми жемчужинами. Рядом висели медные маски лисы и сокола. Она протянула руку к последней и осторожно провела пальцами по объемному рисунку перьев, выгравированному по металлу. Птицы считались в Элидоре священными животными. Того, кто помял птице хоть перышко, ожидало суровое наказание.
– Я так слышал, семейные дела процветают.
Таллон возник рядом с Мэй. В его руках дымились два стакана, источающие сладкий аромат клювоягодного чая. Мэй взяла один из них и сделала глоток.
Ее мать не только занимала место в совете, но и возглавляла самый востребованный модный дом города, который до победы