У двери в спальню неожиданно остановилась. Утро в декабре позднее, но наступает неумолимо, и за последний час в комнате заметно посветлело. Я решила вспомнить о вежливости (точнее о том, что Сокольский спит голышом) и постучать. Громко. Да и, елы-палы, вставать уже пора! Сколько можно дрыхнуть!
Тыдыщ!
– А?! Что?!
– Это я. Мне бы вещи взять. Можно войти?
Ну он и тугодум! Или утро на всех соколов так действует?..
Раз ковбой, два ковбой, три ковбой… Может, взять ружье и по уткам пострелять?
– А что тебе мешает? – наконец сонно отозвался парень. – Ночью ведь вошла.
– Так ночью темно было.
– И что?
– А сейчас уже утро. Вдруг я войду, а у тебя там из-под одеяла торчит что-то неприличное? Еще вопить начну. Впадешь в коматоз – не откачают!
Вообще-то я имела в виду совсем не то, о чем вы подумали. Нет, честно. Мне и первого раза хватило! Хотя вот когда сказала, то сама подумала о том же самом и прикрыла глаза ладонью. Ну и Фанька-а! Вот ляпнула так ляпнула! Хорошо, что Сокол, кажется, еще не проснулся.
Нет. Проснулся. Пробухтел сердито:
– Ничего у меня не торчит. Точнее, когда надо – так очень даже… Блин, Чиж, ты что несешь с утра пораньше? Не выспалась?
– Если честно, – виновато вздохнула, – не очень.
– Оно и видно. Заходи уже, мелочь! – привычно рыкнул. – И можешь не мечтать увидеть меня нагишом, я перед тобой сверкать задом больше не намерен!
Ух, осчастливил. Горе-то какое! Так и захотелось показать Сокольскому язык.
– Вот и хорошо!
– Боюсь, набросишься и искусаешь.
– Чего?! – мордаха сама выглянула из-за угла, а за ней и ноги притопали. Брови, в ответ на смех Сокола, съехались к переносице. – Ты! Совсем опупел?! Уж лучше вечный коматоз, чем… чем… Понял!
И не заметила, как оказалась возле кровати. Парень, закинув руки за голову, вопросительно изогнул дугой темную бровь. Пришлось отвернуться и вспомнить, что я пришла в комнату за вещами, а не за тем, чтобы таращится на всяких остроклювых дятлов. Как на мой взгляд, так незаслуженно симпатичных. Но прежде чем уйти, все равно задержалась на пороге.
– Яичницу не приготовила, зато приготовила мясные гренки. С тебя, Сокольский, к вечеру батон, молоко, и, – наставила на остряка палец, – ветчина. И еще. Раз уж ты нагло слопал мой ужин, я у тебя взяла пакетик чая. Надеюсь, ты не против. Ну пока.
– Пока.
Вот теперь ушла. Интересно, до начала занятий в университете сорок минут, а парень в постели. Как он умудрится не опоздать-то? Хотя, у него вроде как машина имеется?
Только выпорхнула из подъезда, как чуть не влетела в руки еще одного пернатого.
– Анфиса? Доброе утро! Уже убегаешь?
Передо мной, как царь горы под ручку с лешим, стояли Сокольский-папа с Сусанночкой. Клянусь, при виде меня у женщины дернулись челюсти.
Ну и рань! Чего они тут спозаранку забыли-то?
– Д-доброе! Василий, э-э… – я застыла на месте, глупо моргая. Че-ерт, как же его отчество? Карлович? Константинович?