(Стоит около двери.) Хожу я, ядрёна вошь, целый день по бутикам и мечтаю. Выдать бы тебя за олигарха или чиновника категории “А”, и я бы тогда была покойной, пошла бы себе в одну пустынь, типа Оптиной, потом в Киевско-Печёрскую лавру… Не, в жопу Киев, это я не подумавши ляпнула, потом в Питер, оттуда в Псовско-печёрскую, потом в Дивееву под Нижний, потом в Сергиев Посад, и так бы все ходила по святым местам… Ходила бы и ходила. Благолепие!..
Аня. Птицы разорались в саду. Который час?
Варя. Полчетвёртого утра. Тебе пора спать, душечка. (Входя в комнату к Ане.) Лепота!
Входит Яша с пледом, дорожной сумочкой.
Яша (идет через сцену, деликатно). Тут можно пройти-с?
Дуняша. Вас не узнать, Яша. Какой вы стали за границей.
Яша. Гм… А вы кто?
Дуняша. Когда вы уезжали из России, я была этакой… (Показывает от пола.) Дуняша, Федора Козлодоева дочь. Вы не помните!
Яша. Гм… Хочешь погрызть мой огурчик?! (Оглядывается и обнимает ее; она вскрикивает и роняет блюдечко. Яша быстро уходит.)
Варя (в дверях, недовольным голосом) . Что еще тут?
Дуняша (сквозь слезы). Веджвуд кокнула…
Варя. Раззява! Да и хрен с ним, на счастье.
Аня (выйдя из своей комнаты) . Надо бы маму предупредить: Петя здесь…
Варя. Я приказала его не будить.
Аня (задумчиво) . Шесть лет тому папаша наш склеил ласты от цирроза, через месяц утонул в реке братец Гриша, ангелочек семилетний. У мамани чердак поехал, кто ж снесёт столько горя за раз… Поехала до Парижу проветриться и развеяться, и зависла по столько лет. (Вздрагивает.) Можно понять человека!
Пауза.
Петя Трофимов учил Гришу, он может напомнить… Ой! А может, он с Гришей что-то сделал, вот Гришенька и того-с… Побежал на речку… Мама! (в ужасе прикрывает рот рукой)
Входит Фирс, он в полосатом пиджаке и белом жилете.
Фирс (идет к эспрессо-машине, озабоченно). Барыня-хозяйка здесь будут кушать… (Надевает белые перчатки.) Готов каппучино? (Строго Дуняше.) Ты! А сливки обезжиренные? А миндальное молоко?
Дуняша. Ах, боже мой… (Быстро уходит.)
Фирс (хлопочет около эспрессо-машины) . Эх ты, жопа-недотепа… (Бормочет про себя.) Приехали из Парижа… И шеф когда-то ездил в Париж… Гонял Париж-Даккар… (Смеется.)
Варя. Фирс, что ты там гонишь?
Фирс. Ну чего надо от старого пердуна? (Радостно.) Барыня моя приехала! Дождался! Теперь можно и дуба давать… (Плачет от радости.)
Входят Любовь Андреевна, Гаев, Лопахин и Симеонов-Пищик ; Симеонов-Пищик в пальто из стриженнной норки и широченный штанах а-ля Йоджи Ямамото. Гаев, входя, руками и туловищем, делает движения, как будто играет на бильярде.
Любовь Андреевна. Как это? Блин, склероз… Артёмку в депо! Серпом по яйцам!
Гаев. Это архаизмы! И не в кассу. Ныне просто шары катаем. Режу в угол! Когда-то мы с тобой, мать, дрыхли вот в этой самой комнате, на подушках бились, пастой зубной рожи мазали, письки друг другу показывали, как в пионерском