Если это правда, то неужели все, что я знала о себе, – ложь?
Мне всегда казалось, что я в силах изменить судьбу, принимая те или иные решения. Но что, если мой жизненный путь в конечном счете приведет меня на дно, как бы я ни стремилась этого избежать?
Я выросла в мире жестокости и насилия, где смерть воспринималась как нечто обыденное. Никого не удивляли новости об очередной жертве, убийстве или похищении, потому что для Каморры это было в порядке вещей. Как и для меня.
Людям, выросшим в других условиях, сложно понять, что такое мафия. В книгах или фильмах они видят только верхушку айсберга, даже не представляя, что находится под водой.
Хуже всего то, что, как бы ты ни старался держаться от него подальше, этот мир, однажды вцепившись, не отпускал и нагло утаскивал тебя за собой. Ты принадлежал ему с рождения. И сейчас я как никогда чувствовала его хватку, его впивающиеся когти. Виной тому были решения, из-за которых прямо сейчас я стояла в ванной комнате с окровавленными руками.
Я открыла глаза и повернула кран. Сунув руки под прохладную струю, попыталась смыть кровь. Она засохла под ногтями, впиталась в кожу. Я терла ладони мылом, но и это не помогало: красный цвет никак не хотел сходить.
От этой затеи пришлось отказаться, но пятна оставались еще на джинсах и футболке. Но и эти попытки не увенчались успехом. От злости и разочарования я швырнула мыло в раковину. Пятна на одежде стали еще больше. Они будто издевались, хотели напомнить о случившемся, словно мне и без них не хватало тех картинок, что я видела каждый раз, закрывая глаза.
Произошедшее меня вымотало, хотелось спать, но о сне не могло быть и речи. Я ополоснула холодной водой лицо, чтобы хоть немного освежиться. Бесполезно.
Взгляд скользнул по зеркалу на стене, выложенной белой плиткой. Вся комната была белой, и самым ярким пятном в ней являлась я. Грязная и растрепанная.
Дрожащие руки потянулись к волосам и попытались привести их в порядок, но только больше их испачкали. Я вся была в крови, чувствовала ее запах, ее вкус на языке. Если бы желудок был полон, меня бы вырвало.
Ноги предательски подкосились. Ударившись коленями о холодный пол, я совершенно не почувствовала боли. Но внутри сидела другая, такая знакомая мне боль, что разрывала на части. Хотелось вырвать сердце из груди, кричать и плакать, но даже на это я была не способна. Горло сжалось и пересохло, слез не осталось. Я провела рукой по груди, пытаясь унять давление, но тело отвергло эту жалкую попытку. Я так устала.
Откинувшись на стену, я прижала ноги к груди и начала покачиваться, пытаясь унять дрожь и отогнать сон. Каждый раз, когда веки закрывались, я слышала его голос и пыталась не дать ужасному образу снова встать перед глазами.
Открой глаза, принцесса.
Я качалась, пока за дверью не послышался знакомый мужской голос:
– Где она?
Папа.
Я не успела подняться на ноги, как дверь, ударившись