У Рэпуробосу душа ушла в пятки; летя по небу со скоростью выпущенной стрелы, он дрожащим голосом спросил у своего спутника:
– Но кто вы? Самый мудрый учёный на свете не может сравниться с вами.
А тот, усмехнувшись язвительно, нарочито небрежным тоном отвечал:
– Мне нечего скрывать! Я тот самый могучий богатырь, для которого люди что игрушки на ладони.
Тут только Рэпуробосу и догадался, что учёный этот не кто иной, как сам дьяболо. А тот тем временем, подобно диковинной звезде, летел, пронзая небо, и вот уже огни антиокийской столицы остались далеко позади, на дне чёрной бездны, а под летящими раскинулась известная Рэпуробосу понаслышке пустыня Эдзитто. На сотни и сотни ри[11] простиралась песчаная равнина, залитая серебристым светом предрассветной луны. Спутник Рэпуробосу, указывая на мир внизу пальцем с длинным ногтем, сказал:
– Говорят, вот в той хижине внизу живёт отшельник, способный молитвой творить чудеса. Давай-ка спустимся к нему на крышу.
И, по-прежнему сжимая Рэпуробосу под мышкой, дьяболо полетел вниз, опустился на конёк маленькой бедной хижины, притулившейся в тени бархана.
А вот и её хозяин – старец-отшельник, коротающий дни в молитвах. Не замечая, что на землю давно уже опустилась ночь, он читал священную книгу при свете тусклой лампады, как вдруг откуда-то донёсся чудесный благоуханный ветерок, в воздухе закружились белые как снег цветы вишни, а следом за ними неведомо откуда появилась ослепительная красавица: черепаховый гребень и шпильки нимбом сверкали в её волосах, длинный шлейф платья, затканного картинами ада, волочился по полу. Обольстительная, как небесная фея, предстала она – уж не сон ли? – перед взором отшельника. Старцу подумалось даже, что пустыня Эдзитто в мгновение ока каким-то чудесным образом превратилась в весёлые кварталы Муро или Кандзаки. Изумление его было столь велико, что он забыл обо всём на свете и долго не отрывал от прелестницы влюблённого взора. Она же, купаясь в цветочной метели, сказала с нежной улыбкой:
– Я самая известная в столице Антиокии куртизанка. Захотелось мне утешить монаха, в унынии коротающего дни, и вот я здесь.
Голос же у неё был едва ли не сладкозвучнее, чем у калавинки, птицы, которая, как сказывают, живёт в райских кущах. Поэтому даже святой отшельник и тот поначалу готов был поддаться на её уловки, но тут же сообразил, что не могла такая красавица пожаловать к нему из далёкой, на сотни ри удалённой от его хижины антиокийской столицы. И понял он тогда, что это не иначе как очередная проделка дьяболо, и, опустив глаза в священную книгу, принялся с особым усердием читать молитвы. Красотка же, как