– И приходите вечером. Если что, стол раскладной еще есть.
Ника сказала, что если найдут деньги, то обязательно. Но дама не слушала, ей было, скорее всего, наплевать. Ее дело пригласить.
– До вечера, девочки. Никита, привет отцу.
– Передам…
***
Полина толкнула стеклянную дверь под вывеской «Вертеп». Вонь перегара и табака ужалила ноздри. Несколько человек за одним столом, единственные посетители, обернулись. Повисла тишина…
– Мы закрыты.
Сказал страшный лысый человек. Ника и Полли замерли, как кролики, брошенные в серпентарий. Из боковой двери вышел жирный юноша. Он застегивал ширинку. Лысый крикнул с кавказским акцентом:
– Э, зачем они здесь?!
Юноша округлил глаза.
– Чо, вырубать?
– Не спеши…
Портьеры за стойкой бара разъехались в стороны, появился чрезвычайно худощавый мужчина в костюме и галстуке.
– Здравствуйте, мы к Абраму Джохаровичу…
– Это я. Знаю, Ольга только что звонила.
Он осовело уставился на разные носки Никиты. Быстро опомнился:
– Ну, показывайте.
Взял картину за бока. Глаза его бегали в разные стороны, как у хамелеона. Он разглядывал каждый сантиметр. Подошли остальные, не менее страшные, плосконосые, с неправильными черепами.
– Это эти, как их, – Абрам Джохарович нарисовал носом перед собой воображаемую спираль, – те, что крутанули сальтуху с крыши? Показывали на днях…
– Нет, не они.
Босс думал. Остальные смотрели то в картину, то на босса. Раздался чей-то шепот:
– Супрематизм…
– Сколько?
– Пять…
– Не слышу.
– Пять тысяч!
Повисла пауза. Скрипнула кожаная куртка, кто-то шепотом выругался или восхищенно похвалил, было непонятно…
– Я вам что – больной пизды ребенок?!
Неожиданно заорал Абрам Джохарович. Голова его метнулась в профиль, как у потревоженной птицы. Нижняя челюсть оттопырилась, глаз надулся и вместе с бровью вылез на лоб. Он ждал ответа. Картину бережно подхватили и вернули Никите.
Босс заходил по залу. Оказывается, это случился телефонный звонок на невидимую гарнитуру. Абрам Джохарович стал ругаться с кем-то на нескольких языках.
– Я тебе кадык выгрызу! Чичи протараню, гетваран, оноаназысским!
Люди рассыпались по углам, стали названивать кому-то, ругаться, приказывать куда-то подъехать…
Через минуту все пропали через дверь и между портьер. Остался один лысый. Он махнул рукой.
– Э, ви еще здесь? Давай, дасвидания.
– Твою ж мать, – сказала Никита, когда они снова очутились на свежем воздухе, – чуть не описалась. Спасибо тебе, тетя Оля.
Народу на улицах становилось все больше. Заканчивались пары в университетах. Ника чувствовала себя дурой с этой нелепой брезентовой папкой под мышкой.
– Пошли к Степе. Если он ничего не посоветует, все. Можно будет идти