Сзади раздались тихие шаги. И щелчок.
– Эй ты, – раздался голос, – жрать прекрати. Руки держи на виду, поворачивайся медленно.
Лёня медленно развернулся. Сзади него стоял мужчина. Спутанные грязные волосы под бесформенной вязаной шапкой, глаза с налитыми кровью белками, густая щетина, местами пожелтевшая кожа, обломанные ногти с грязью под ними, безрукавка-разгрузка с оттопыривающимися карманами, грязные джинсы и стоптанные кожаные сапоги. За спиной у него был блочный арбалет и колчан арбалетных болтов, а на Лёню он направил небольшой револьвер.
– Ты кто такой? – спросил он.
Отвечать такому субъекту не хотелось. А хотелось дать по роже, но у того было оружие, а у Лёни нет. Как он вообще сюда попал? Лёня подчёркнуто спокойно встал и подошёл к окну. Если этот тип не дурак, то стрелять он не будет – револьвер и так сильно грохочет, да и стекло за спиной – лопнет, и шум привлечёт тварей.
– Ты кто? – ещё раз спросил тип. – Отвечай, когда тебя спрашивают! Оружие, спораны, горох – на стол. Карманы вывернул! Живо!
Лёня не спешил отвечать, отхлебнув ещё чая. В самом деле, чего бояться – его убьёт или этот псих, или сердце, которое барахлило почти тридцать лет. Итог один. Но пуля даже лучше.
– А? – спросил Лёня. – А что у тебя во фляге?
– Я тебя не знаю, – вместо этого ответил субъект. – Барахло достань.
– Угу, – кивнул Лёня, отпив ещё чая.
– Ты какой-то мутный, – выдал ещё одну умную фразу субъект. – А это не тебя муры искали сегодня?
– Кто такие муры? – спросил Лёня. Чая, к его сожалению, почти не осталось.
– Так… Ты что, вообще не знаешь ничего? – спросил непонятный тип. – Ты откуда вообще?
– С поезда, – пожал плечами Лёня. – Только сегодня приехал.
– Свежак, значит, – сплюнул неприятный тип и чуть отвёл ствол. – Тогда понятно… Как крещён?
– Попом в церкви, – отрезал Лёня. Этот клоун стал раздражать его не меньше Николая Викторовича.
Неприятный тип хмыкнул, но револьвер убрал.
– Борзый, значит… Может, тебя так и окрестить?
«А тебя, может, крысой назвать?» – подумал Лёня.
– Слушай, друг, ты про флягу спрашивал… Я просто крещён – Хомяк, – вдруг оживился тип, и глаза его