Обычно держатели таких ячеек занимают их полками с домашней консервацией или многочисленными ящиками с дачным урожаем. У Вадима был только один ящик. Он стоял у дальней стенки: прямоугольный, выкрашенный в чёрный; большой, точно гроб и тоже с крышкой.
Вадим бросил в угол инструменты и плащ, достал из кармана перчатки.
– Как дела, любимая? ― ласково пропел он, откидывая крышку ящика.
Нагое тело Ангелины сияло бледностью на тёмном компосте, подобно огромному идеальному грибу. Вадим залюбовался плавными линиями плеч и живота, округлостью грудей с сосками-бусинками. Сладко вздохнул, скользнув взглядом в прикрытую рыжеватым пушком ложбинку между ног. Без сомнений, само совершенство. Безукоризненную белизну кожи нарушали разве что след от верёвки на шее и разрез, беззубой ухмылкой кривившийся под левой грудью. Вадим осторожно коснулся тела, провёл по нему, ощущая под пальцами мелкие мурашки ― ей холодно, то и дело вздрагивает. К сожалению, с этим ничего не поделать, в погребе необходимо поддерживать нужные температуру и влажность. Иначе задумка не удастся.
Ангелина приветствовала его хриплым бульканьем ― значит, уже пришла в себя. Вадим склонился над ящиком, оглядел вчерашнюю работу. По красным отметинам на запястьях понял, что девушка пыталась освободиться. Из этой затеи ничего не выйдет, он надёжно закрепил путы. Главное, чтобы Ангелина не навредила себе, переживал Вадим. Поразмышляв, он сообразил, что нужно подложить что-то мягкое под верёвки.
Зато кровь из надреза больше не шла. Над ровными краями раны поднимались рыжие шляпки-зонтики, грибные тела уходили в полупрозрачную размягчённую кожу, расползаясь там сетью тончайших нитей. Грибница прижилась хорошо.
– Это лисички, ― объяснил Вадим. ― Мне показалось, что они лучше всего подходят для тебя. Ты же помнишь прозвище, которое я тебе дал? Да-да, я имел ввиду вовсе не животное, как, возможно, ты подумала.
Девушка ответила надрывным мычанием. Вадим перевёл взгляд на её лицо.
– Ох, сейчас-сейчас, милая, мы всё поправим, ― он достал платок и бережными движениями стёр остатки помады с припухших губ.
Ангелина морщилась от боли, когда он задевал неровные швы. Жалобно всхлипывала, точно брошенный котёнок.
– Потерпи, любимая, это пройдёт, ― приговаривал он. ― Нужно только потерпеть. Скоро мы будем вместе, навсегда.
Вадим попытался собрать платком тушь с намокших щёк, но чёрные дорожки непослушно очерчивались снова и снова под потоком слёз. Зато румяна больше не скрывали