Но позже… «Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?…» И, уже в конце вечера, прощаясь с тетушкой, когда она сказала ему: «Ну, так помни же», – он вдруг отвел ее в сторону.
Собственно, тут Ростов пытается проявить «Выдержку-ЧЖЭНЬ» в отношении Сони, которая ведь все еще его крепко держит. Но в то же самое время уже готов окончательно «подчиниться в делах правителю» (тетушке). И в конце концов не выдерживает, подчиняется: «Николай вдруг (это слово обычно указывает на переключения действующих субъектов внутри человека. – О.Д.) почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия».
Этот «порыв откровенности» так же спонтанен, как порыв опрокинуть французских драгун. Фактически это один и тот же порыв, движение, которое привело Николая сперва в Богучарово (где он прекрасно действовал, но не сам), а теперь – в Воронеж, где он отдает инициативу в руки губернаторши. Точней, это – разные формы и стадии все того же порыва к Марье. А иначе и быть не может, поскольку юань хэн ли Марья чжэнь характеризует весь тот поток, который несет Николая. Но Соня… И тут нам надо четко понять, что чжэнь, которая держит Ростова в потоке движения к Марье, – совсем не та же самая чжэнь, которая все еще держит его привязанным к Соне. В том-то и фокус, что Николая сейчас держат две женщины, положение его амбивалентно.
Кстати, слово «валентность» (от латинского слова valentio, сила, которому родственно русское «воля») совершенно четко вскрывает глубинный смысл того, что есть чжэнь. Марья и Соня – это как бы две валентности (как в химии), к которым может подключиться Николай. Но он-то один. Вот если бы он мог создать гарем или хотя бы взять наложницу (как в старом Китае), тогда бы никаких проблем не возникло. Но предрассудки социума, в котором развивается действие нашего романа, исключают всякую полигамию. И поэтому происходит конкуренция валентностей, сил, которыми может быть одержим Николай.
«Книга