– Зато весело, – заверил он и, повернувшись спиной, заорал: – Понсоменер!.. Понсоменер!
Я покосился по сторонам.
– Где ты его видишь?
– У него хороший слух, – заверил он. – В Шмитберг будешь заезжать? А то если по прямой, на сутки короче… А вот и Понсоменер!
Я повернулся, молодой парень приблизился к нам так быстро и неслышно, что я даже не понял, как он это сделал, но уже стоит, опустив руки, лицо бессмысленное, словно исчез из этого мира, оставив перед нами только тело, а я старательно всматривался и начинал понимать, почему до сих пор не запомнил: запоминать нечего.
Ни оттопыренных ушей, ни длинного или короткого носа, вообще ничего в лице или фигуре выразительного. Более того, будто бы его вот таким вылепили из воска, а потом немножко подержали на солнце, отчего все чуть-чуть оплыло, потерялась четкость, и если отведешь взгляд от его лица, то уже не вспомнишь, какое оно.
Интересное свойство, мелькнула мысль. Некая защитная реакция организма, дескать, никого не трогаю, не обращайте и вы на меня внимания.
– Понсоменер, – сказал я.
Он чуть вздрогнул, посмотрел на меня добрыми коровьими глазами.
– Это я…
– Поедешь с нами, – распорядился я.
Он спросил несколько заторможенно:
– Далеко?
– В столицу, – ответил я.
– Значит, – проговорил он тем же сонным голосом, – еды взять на пять дней пути.
– Бери больше, – велел я. – Поедем втроем.
Он кивнул.
– Да, я знаю.
Я милостиво отпустил его кивком, надеюсь, у меня уже получаются эти жесты, а когда он удалился, спросил Фицроя шепотом:
– Ты ему уже сказал?
Он хохотнул:
– Нет, конечно. Он сам догадался. Я же говорю, он смышленее, чем выглядит. Когда рядом, то и приказывать ничего не надо. Чувствует, что нужно. Только соберешься что-то повелеть неожиданное, смотришь, а он уже сделал!
Я сказал с сомнением:
– Посмотрим-посмотрим. А то я могу такое повелеть…
Он посмотрел на меня с интересом:
– А вообще-то интересно будет посмотреть… Ага, он уже все приготовил!
Из далекой конюшни вышел Понсоменер, в поводу шестеро коней, трое оседланных, а трое, как понимаю, в запас. Я сразу вспомнил про умника, которому показалось медленным ездить на большой черепахе, и он для удвоения скорости купил еще одну.
Скорость наша с шестью лошадьми если и увеличится, то на самую малость, все-таки надо останавливаться, переносить седла на свежих, что тоже не совсем свежие, раз уж не из стойла, а скачут рядом…
Все мое имущество поместилось в небольшую сумку, у Фицроя и то больше, зато его мешок легче – одни наряды, а Понсоменер ничего не взял, ему и так хорошо.
Огромное оранжевое солнце, к которому почти привык, жаркими стрелами пробивает даже плотную рубашку. Поездки обычно начинают на рассвете, но Фицрой взглянул на меня, весело крикнул:
– Понсоменер!..