Сотник с пониманием отвалил, а я уныло поплёлся в терем. Уныло, потому что ничего хорошего меня там не ждёт. Метнувшись из горницы в сени, толстый кот Васька едва не сбил моё благородие с ног и, на секунду обернувшись, послал мне пылающий взгляд и выразительно провёл когтем по шее. Типа это я так довёл его хозяйку, и месть не заставит себя долго ждать.
Баба-яга сидела в светлице одна, за пустым столом, прихлёбывая настойку «от нервов» прямо из полулитровой бутылки. И это второй день…
– Русский метод лечения психики включает в себя не только алкоголь, но ещё и разговор по душам. То есть некий вариант исповеди на пьяную голову. Поговорим?
– Чего с тобой говорить-то? Изменщик ты и есть, – прокурорским тоном тихо пробормотала Яга.
– Да вы же сами хотели, чтоб я женился!
– Ну и брось меня, старую, одну-одинёшеньку. Собирай вон вещички да вали отсель с молодой женой в новый терем! Я-то вам на кой шиш сдалась?
Если женская логика просто ставила меня в тупик, то старушечья подразумевала ещё и кучу столь же безысходных ответвлений. В круглых глазах вернувшегося Васьки плескалась такая обида за любимую хозяйку, что было ясно – обгаженными тапками я не отделаюсь, он мне когти в нос запустит, как только усну. Коты… они на всё способны…
Из-под печки, там, где у нас живёт азербайджанский домовой Назим, вообще доносился ритмичный скрежет кавказского кинжала о точильный брусок. Зарежет, сегодня же зарежет и с чувством исполненного долга скроется где-нибудь в горах под Карабахом. Хренушки его потом с этой спорной территории Интерполом выкуришь…
– Бабуль, – я осторожно обошёл печку, вновь пытаясь приобнять за плечи надутую старушку, – да что вы такое себе навыдумывали? Отделение никуда не переезжает, я по-прежнему здесь целый день, а к Олёне только ночевать возвращаться буду.
– Врёшь, поди…
– Век воли не видать! – не хуже заправского уголовника поклялся я, цыкнув зубом и проведя ладонью по шее.
– Охти ж мне, доверчивой, – ворчливо сдалась бабка и по одному мановению её мизинца на столе мгновенно появились пироги, ватрушки, варенье трёх видов, забухтел самовар и даже открылась берестяная коробочка с подаренным немцами кофе.
– Сначала работа, – сглотнув слюну, решил я.
– Жену свою будешь учить, чё сперва, а чё потом, – пристукнула костяной ногой Баба-яга. – А в моём доме меня слушай! Покуда не поешь, никаких тебе дел служебных вершить не позволю. Глянь-кось, за три дня-то исхудал как, соколик…
Я махнул рукой, мою домохозяйку не переспоришь, но бабка пошла дальше:
– Ладно, участковый, я ить тоже совесть имею и не без сочувствия. Ты вона ешь давай, радуй старую женщину, а я те за то все заявления вслух почитаю.
– Компромисс, – согласился я, хватая ближайший пирожок с визигою.
Вкуснота нереальная!