Он ведь так наделся на это…
…на то, что в его руках в этом танце они будут так близко, и лёд растает. Что он коснётся её, поделится своим жаром, и она откликнется, как сегодня утром в библиотеке, её глаза снова засияют, и между ними не будет больше никого…
– И что же, у меня теперь нет надежды даже на такую малость? – спросил он тихо, видя, что Себастьян и Таисса говорят друг с другом.
– Прости, – ответила она глухо, но твёрдо, продолжая смотреть мимо него.
– Приятного вечера, леди Иррис, – он медленно отступил в сторону, беря на ходу бокал с вином.
Ему показалось, ноги идут, как по воде, опускаются в зыбкую вату, и звуки расплываются, а вокруг всё заволакивает алый туман.
Силы небесные! Ну почему так больно?!
Потому что именно сейчас он окончательно понял, что надежды нет. Иррис принадлежит другому. Его брату. С момента, когда он впервые её увидел и навсегда.
Нет, даже хуже. Она не принадлежит сама себе, связанная узами этой помолвки, обещаниями, данными его отцу и Себастьяну, ритуалом и кучей всяких условностей, до которых ему нет никакого дела, но которые она никогда не нарушит.
Он отступил в тень галереи, остановился, прислонившись спиной к колонне, и выпил бокал до дна, совсем не чувствуя вкуса.
«А чего ты ждал, мой князь? Что она упадёт тебе в объятья?».
Цинта был прав…
Дуарх бы побрал Цинту с его правдой!
За болью пришла ярость, желание сжечь этот зал и дворец, и весь Эддар, и даже воду в бухте. Он смотрел перед собой, пытаясь силой воли унять это безумие, которое накрыло его с головой. Он сжал пальцами мраморные перила так сильно, что камень под его руками раскалился, обжигая листья вьющихся роз.
Не сейчас. Позже…
Он должен быть осторожен. Если у него есть связь с Потоком, не стоит им всем об этом знать.
Значит, она решила так…
Если на него не смотреть, то будто ничего и не было… И это ничего не значило… И если с ним не танцевать, и не говорить, то всё зарастёт, как порез на руке?
Не зарастёт.
Нет, Иррис, даже не надейся…
Он снова посмотрел на арку, на их милую пару, и его затопила волна безотчётной ненависти к Себастьяну.
Она так смотрит на него…
И улыбается ему…
Прикасается…
Доверяет…
Слушает…
Может она и любит его?
Эта мысль была невыносимой.
Нет, не может быть, чтобы всё было притворством! Он чувствовал совсем другое…
И если бы не эти чувства, может, ему было бы легче?
Он даже отсюда ощущал её смятение и желание. И оно притягивало его совершенно необъяснимо, как пчелу притягивает цветок.
Проклятье!
Музыка вырвала его из терзаний – бал начался. Он оттолкнулся от колонны, снова провёл рукой по волосам…
Она хочет играть в безразличие – хорошо. Он умеет играть и в эту игру.
– Таисса? –