Валерий Павлович нахмурился, погрозил кулаком мяукающей кошке и прижался плечом к кухонной стене. Перед ним на столе лежала черно-белая фотография найденной таблички с рунами; толстая общая тетрадь с какими-то пометками, сделанными мелким подчерком – вероятно, чтобы их никогда нельзя было разобрать; возвышались четыре не откупоренные бутылки «беленькой» и одна полупустая, рядом с которой примостилась буханка порезанного белого хлеба; тут же стояла банка балтийских шпротов, источавшая омерзительный запах горелого масла, и валялась синяя пачка крупных разноцветных леденцов. К эксперименту все было готово, и пока все складывалось удачно.
«Физика говорит, что все случайные импульсы через какое-то время синхронизируются, аплодисменты в зале обретают единый ритм, часы начинают тикать с одинаковой скоростью, генераторы переменного тока – работать на одинаковой частоте, клетки тела, а также нейроны симпатизируют друг другу. Значит, и мысли могут синхронизироваться! Я должен заставить себя думать, как чжурчжэнь, и я стану чжурчжэнем! Я проникну в него, он проникнет в меня».
Валерий Павлович воодушевился, разволновался, вдохновился, подпрыгнул от своей эврикии накатил еще. – «Как же думает чжурчжэнь? – хищно потирая руки и входя в раж нащупывающего истину исследователя, продолжал думать Валерий Павлович. – Чжурчжэнь думает как чжурчжэнь. Это – истина, аксиома. Не как бурят, казах или испанец, а как чжурчжэнь! Ясно. Чтобы понять думания чжурчженя, следует, следует» … – На этом мысли Валерия Павловича оборвались и никак не соглашались восстанавливаться в нужной последовательности. Ощущения надетой на голову пустой кастрюли, не пропускающей внутрь ничего разумного и радостного, создавали в сердце Валерия Павловича целую бурю эмоций. Он то вставал из-за своего стола и стоял прямо, вытянувшись по стойке «смирно», то садился и подпирал подбородок руками, отдаленно копируя позу роденовского «Мыслителя», то делал круговые движения плечами, снимая таким образом скопившееся напряжение, то начинал резко и глубоко дышать ртом, изображая йоговские дыхательные упражнения, то беззвучно замирал, затихал, сидел неподвижно, словно впадая в прострацию.
В минуты прострации ему виделся Менделеев, танцующий в белом свадебном платье, со свернутой химической таблицей в руках, виделся Исаак Ньютон, пожалевший для него целое яблоко и предложивший червивое, виделся депутат Хинштейн, читавший Лимонова голым на площади Борцов Революции за власть