Раз, два, три, четыре, пять… Эти несколько секунд длились для каждого из них вечность. И тут губы Антона растянулись в ухмылке, как обычно, когда он подшучивал над кем-то не по-доброму, а с подковыркой:
– В смысле – приезжай почаще, скучать буду! – он неуклюже засмеялся.
Вика еще раз вгляделась в его глаза. Там застыл живой огонек, который, исчезая, сделал взгляд жестким, хотя губы по-прежнему улыбались.
Антона выбрали среди тридцати пяти кандидатов. Несколько раз он выходил на связь, обсуждая с Викой новую для него сферу и способы выживания в непростых офисных интригах. Он чувствовал себя аборигеном на далеком острове. Казалось, что все эти люди устроены как-то иначе. Как можно объяснить желание утопить другого во что бы то ни стало? А потом преподнести утопленному эту гадость под соусом «тяжело-в-учении-легко-в-бою», претендуя на роль доброго наставника, пользующегося запрещенными болезненными приемами исключительно во благо?
Ситуацию с признанием они не обсуждали, избегая даже намека на нее. Вика не хотела принимать реальность, в которой Антон любил ее не как друга. Но уверить себя в обратном не получалось. В памяти непрошено всплывали события, говорящие о его чувствах. Но Вика тогда не могла даже помыслить о такой вероятности, она вообще всего этого не замечала. Оглушенная его признанием, сбитая с толку, она понимала лишь одно – она не может ответить ему взаимностью. Но и смелости открыто сказать об этом ей недоставало.
В телефонном разговоре теперь Антон ограничивался общими фразами, а Вика, чувствуя что-то похожее на вину, старалась говорить более воодушевленно, иногда даже заискивающе, от чего потом ей становилось тошно. Ей хотелось как-то поддержать его, ободрить. Но его тон от этого становился жестче. И, вспомнив фразу: «Не унижай жертву своим запоздалым сочувствием»44, она оставила эти попытки.
Постепенно для Вики общение с Антоном наполнилось тяжестью и неизменным неприятным осадком, сохраняющимся еще несколько дней после их разговоров. Она чувствовала возникший барьер между ними, отдаление вкупе с неприятным холодком. Но больше всего ее удивляло постепенно появившееся в Антоне высокомерие, уничижительная оценка всех людей без разбора. И еще она заметила, что для него начался период обесценивания: все темы сводились к материальным ценностям. Антон теперь, после года работы, оценивал, например, уровень семейного благополучия исключительно в цифрах: совокупный доход участников ячейки общества, наличие активов в виде квартиры, дачи, машины и полезных связей. А когда Вика приводила в качестве аргумента счастливую семейную жизнь его же родителей, он сразу переводил разговор на другую тему.
Хвастаясь своими крупными приобретениями: машиной,