– А кто такая или такой Азазель? – простодушно спросил падре Бонифаций.
– Азазель – это богиня коварства и злых шуток, – ответила маленькая деммка, – вместе с братом-близнецом Азазелло, покровителем интриг и заговоров, которому при рождении посвящают мальчиков, они составляют неразлучную пару, во всем противоположную вашему Всемогущему, Всеведущему и Всеблагому Богу. Но об этом говорить уже не стоит, потому что нити Зла разорваны, и я не существую более для Азазели, а она для меня. Сначала это больно, а потом появляется такое чувство, будто без крыльев взлетаешь прямо к небесам.
Примас Аквилонии внимательно вгляделся в лицо Дэм и кивнул.
– Зла в тебе, мой юный госпожа, и в самом деле уже нет, – нараспев произнес он. – Рога и хвост при этом ничего не значат. Скажи, ты согласен принять святое крещение и стать один из нас?
– Согласна, – решительно кивнула юная деммка, встряхнув пышной гривой черных волос, – но только не с камнем на шее. Предупреждаю, что в таком случае я буду громко кричать и звать на помощь вашего Патрона. Да! Ведь мы с ним в некотором роде уже знакомы.
– Господь не хочет твой смерть с камень на шее, а хочет дать тебе жизнь вечная, – назидательно-ласковым тоном произнес добрый священник.
– Простите, дядюшка Бонифаций, – смутилась Дэм, – я неудачно пошутила. Такое уж у меня было плохое воспитание. Вы приняли меня как одну из своих, и я вас всех люблю, но больше всех я обожаю маму Мадлен и дядю Сергея, потому что они взяли меня в свою семью. За них я любого готова порвать на лоскутки, потому что теперь я снова не сирота, а девочка из хорошей семьи. Когда я очнулась от паралича и увидела, что мама Мадлен страдает, я была готова совершить с этими мерзавками (кивок в сторону испуганных эйджел, рядком сидящих на скамейке) такое, чтобы все злые боги деммов побросали свои дела и примчались сюда перенимать у меня опыт. Но потом, когда моей милой маме стало лучше, это чувство прошло, и я снова могла мыслить рационально, как и подобает цивилизованному существу. Теперь я желаю тем, кто причинил нам зло, не мучений и смерти, а исправления и улучшения. Простите меня, если я что неправильно сказала…
Хвостик ее подрагивал, а выражение скуластого личика с заостренными чертами было таким трогательным, что все расчувствовались.
– О Дэм! – воскликнула Мадлен Петрова-Моррель. – Я тоже тебя очень люблю!
– Мамочка! –