И тут в дверь постучали. Кто-то из нас выругался. Возможно, это был и не я, а Полинка. Но пришлось идти к двери и открывать.
На пороге стоял бледный охранник, мявший в руках фуражку.
– Товарищ Аксенов, тут такое дело. С Лубянки звонили, от товарища Кедрова, вам велено срочно явиться.
Да чтобы тебя разодрало, товарищ Кедров, вместе с Лубянкой! Но пришлось спешно всовывать руки в рукава шинели, запрыгивать в сапоги, быстренько чмокнуть Полинку и бежать.
В допросной комнате мы были вдвоем: я за обшарпанным столом, напротив – девушка на табурете, ножки которого утоплены в пол, да ещё и зацементированы. Говорят, это сделали после того, как один из подследственных огрел табуреткой чекиста, ведущего допрос.
Девушкой можно было любоваться и представлять её на картинах великих художников – длинная русая коса до пояса, тонкий профиль, изящный носик. Под стать и одежда – черное платье с белым отложным воротником. Всё достаточно скромно, но со вкусом. Пальто с песцовым воротником и песцовая шапка в тон остались в камере. Собственно говоря, именно по пальто и шапочке её и отыскали, а описать внешность, одежду помогли девушки из делегаток, включая Полину Аксенову. Несколько часов назад не чекист даже, а красногвардеец, дежуривший на Николаевском вокзале, обратил внимание на странную девушку, пытавшуюся купить пачку папирос и сердившуюся, что ей предлагали махорку. Девушка очень нервничала. Постовой сообщил о том нашему сотруднику. К слову – надо бы этого постового порекомендовать на службу в ЧК.
Вот, стало быть, это и есть похожая на гимназистку и загадочно пропавшая соседка Полины по комнате. Только настоящая Виктория Викторова, мотальщица из «Товарищества Невской ниточной мануфактуры», сейчас в Петрограде и очень удивлена, что ей отказали в поездке на съезд РКСМ, хотя на её предприятии трудится сто пятьдесят девчонок, ставших благодаря её усилиям членами союза социалистической молодежи. А кто сейчас передо мной, я покамест не знаю, потому что «гимназистка» отвечать на вопросы отказывается.
– Владимир Иванович, – сказал Кедров, улыбнувшись своей загадочной улыбкой. – Ваш прежний начальник, Николай Харитонович, рекомендовал вас как нестандартно мыслящего сотрудника. Он мне рассказывал, как вы сумели добиться признания у террористов, пытавшихся взорвать мост. Не хотите ли поработать с девушкой? Никак не хочет она на наши вопросы отвечать, а применять к ней грубые методы не хочется. Да и Феликс Эдмундович, если узнает, не одобрит.
Что да, то да. Наверное, у Дзержинского много недостатков, но среди них не числится садизм, он не сторонник выколачивания из подследственного правды. И дело даже не в жалости, не в гуманизме. Всё гораздо проще. Одно дело использовать пытки против явного врага (разведчик, схвативший противника прямо на фронте, миндальничать с ним не станет), совсем другое, если имеешь дело с потенциально невиновным. Конечно, под пытками он тебе всё расскажет, во всём признается, только какой смысл в таком допросе? Это уже не допрос, не получение объективной информации,