– Если нас не пустят туда на ночлег, – сказал он, – по крайней мере нам, наверное, объяснят, далеко ли до Монтиньи, и укажут дорогу.
Он поспешил уйти, не дожидаясь ответа Сент-Обера, но тот остановил его:
– Я очень устал и ничего так не желаю, как отдохнуть. Мы все вместе отправимся в монастырь. У вас такой цветущий вид, что вы можете поневоле испортить нам дело, а когда монахи увидят меня и измученную Эмилию, то едва ли откажутся приютить нас.
С этими словами Сент-Обер взял под руку Эмилию, и, приказав Михаилу ждать на дороге, все трое стали взбираться в гору, направляясь по звону колокола. Сент-Обер двигался с трудом, Валанкур предложил поддерживать его. Луна слабо озаряла их путь. Вскоре над макушками деревьев показались какие-то башенки. Продолжая идти по звону, они вошли в лес; лучи луны скользили между листвой и бросали дрожащий, неверный свет на крутую тропинку, по которой они взбирались. Мрак и тишина, царившие кругом, дикость окружающей местности производили жуткое впечатление на Эмилию. Валанкур старался ободрить ее разговором.
После довольно продолжительного подъема Сент-Обер стал жаловаться на усталость. Пришлось остановиться отдохнуть на маленьком зеленом пригорке, где деревья поредели и пропускали лунный свет. Сент-Обер сел на траву между Валанкуром и Эмилией. Звон колокола прекратился, и глубокая тишина уже не нарушалась ни малейшим звуком. Глухой ропот далекого потока, можно сказать, не нарушал безмолвия, а делал его еще глубже. Перед их глазами расстилалась долина, по которой они только что ехали: скалы и леса налево, чуть-чуть посеребренные луной, представляли контраст с мрачной тенью, бросаемой противоположными скалами, лишь края которых были тронуты светом, а далекая перспектива долины вся утопала в желтоватом лунном тумане. Странники сидели