– Кушать хочешь? Я могу приготовить…
– Комната моя где?
– Комната?
– Именно.
– А. Вот тут, на первом этаже, до конца и налево. Пойдем, покажу.
– Сам дойду, – отошел от стены, – а ты пока прибери. Грязно у тебя тут, Вера.
С этими словами прошел мимо опешившей женщины. Комнату нашел быстро и, не раздеваясь, повалился поверх одеяла. Отрубился моментально.
Проснулся от головной боли. Бл*ть, не надо было смешивать выпивку, знал же, что с утра херово будет. Кое-как открыл глаза и посмотрел на часы – ладно, не с утра, ближе к вечеру. Встал с кровати и первым делом принял душ. Вышел, завернувшись в полотенце. Вещи я оставил в камере хранения, а надевать грязные из клуба мне не хотелось. Открыл дверь с намерением попросить Веру дать какую-то одежду, и взгляд упал на аккуратную стопку вещей у порога. Поднял их, сверху лежала записка, написанная аккуратным каллиграфическим почерком: «Подумала, что тебе понадобится одежда, чемодан я вчера у тебя не видела. Таблетки от головной боли на кухне в крайнем верхнем левом ящике. Завтрак в холодильнике».
Какая заботливая, вашу мать! Смял клочок бумаги и швырнул о стену. Бросил одежду на кровать. Скинул полотенце и надел спортивные штаны, взял со столика телефон, сигареты с зажигалкой и прошел в кухню. В доме стояла тишина. Интересно, где все? Успею ли я свалить, пока никто не пришел? Достал из холодильника бутылку воды и услышал детский смех на заднем дворе. Особо не задумываясь, пошел туда.
Ее увидел сразу. Сидела ко мне полубоком и что-то сосредоточено рисовала, прикусив губу. Подкурил сигарету, вдыхая горький дым, пачку бросил на перила. Мне кажется, Вера с нашей первой встречи ничуть не изменилась. Как вчера помню, как отец знакомил с ней. Она уже Веронику родила, на руках держала и светилась вся изнутри. Говорила тихо, приветливо. Но я уже тогда знал, что она гнилая внутри. Какая падла будет семью рушить, чтобы свою создать? Только конченая последняя тварь. Какой и являлась Вера Ольшанская.
– Мама, это кто? – из мыслей вырвал детский голос.
Посмотрел вниз на светловолосого парнишку. Как раньше не заметил? Это, наверное, Николай. Или Никита? Я не помнил. Ребенок смотрел на меня голубыми глазами, точно такими же, как мои.
– Это – Саша. Помнишь, я говорила, что он приехал? – женщина отложила в сторону какую-то потрепанную тетрадь, подошла к нам и обняла сына за плечи. А мне от этого жеста больно стало почему-то. Сделал новую затяжку, а Вера смотрела на сигарету с жадностью, сглотнула нервно. Неужели наша Верочка не святая? – Поздоровайся с Сашей, малыш, – ее голос дрожал.
– Привет, Саша, – послушно поздоровался малой.
– Привет.
Молчание затянулось. Я докурил и кинул окурок на землю, затушил носком кроссовок.
– Ты – мой брат, – мелкий подал голос. Это был не вопрос – утверждение. Он хмурился, словно пытался понять смысл всего живого на земле. – Но почему так? Ты же не был