Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе. Полина Елизарова

Какое-то устаревшее слово. От него веет подаренными не жене цветами, купленным впопыхах набором конфет, выдохшимся шампанским, рыжей листвой под ногами в заброшенном уголке парка. В наше время мужчина, на стороне вступающий в связь, которая хоть что-то для него значит, должен по-другому называться.

      – Легкомысленным идиотом.

      – Считай, что я засмеялась. Вот ты меня спросила, почему при таком кажущемся выборе именно он. Да потому, что у людей давно все через жопу, и я не исключение. Сначала сольются телами, потому что так принято, а то и для внешнего эффекта – чтобы окружающие не усомнились в их востребованности, – а уже после пытаются знакомиться. Здесь и вылезает изо всех щелей: и говорить толком не о чем, каждый говорит словно сам с собой, и запах кожи – вот это самое проблемное – не тот, и интересов общих нет. Людям свойственно преувеличивать значение секса… А Вовка родным мне стал за эти годы. Как собака к хозяину бросается – в его настроение, энергию, – так и мы, ни о чем таком не думая, стали бросаться навстречу друг другу, и при этом не лгали и не играли – зачем? Мы же просто друзья… Позерство, желание казаться лучше, полуправда про семью, деньги и возможности – вся эта мишура была нам не нужна. Но он мужчина, а я женщина, и если на стене висит ружье, оно когда-нибудь выстрелит. Нет, все-таки секс – это самое разрушительное оружие, особо опасное своей доступностью. Я имею в виду такой секс, когда задействовано абсолютно все, а не только наши жалкие половые органы. Меня в какую-то секунду пронзила простая мысль: а с кем же, если не с ним? Аморально? С одной стороны – да, друг семьи. А с другой – это было абсолютно честно перед собой и перед ним – с близким, понятным, всей душой любимым человеком заняться таким приятным делом! И все эти наши обычные бабьи комплексы: выбрать правильный свет, проблемными местами не поворачиваться, – все это оказалось совершенно не нужным, потому что он в доску свой. Так где же здесь правда? Мы были правдивы друг с другом, а окружению нашему, выходит, такая правда страшнее банального блядства…

      – Так и есть.

      – Я и дышала с ним по-другому в тот вечер… Будто на шар воздушный шагнула, и шар не дернулся, как это обычно бывает, а взмыл, и в этом полете я всю себя потеряла, а потом… разбилась. Мы даже в глаза смотреть друг другу не смогли. Оделись торопливо и какую-то ерунду из себя давили, лишь бы чем-то пространство заполнить. А все потому, что другая правда успела очнуться и, сложив руки на груди, встала рядом, укоризненно качая головой. Эта хмурая, формальная правда оказалась сильнее первой, невесомой и свободной.